К началу 1513 г. со стороны ВКЛ рассматривался вариант привлечения к союзу Ливонского ордена. 13 февраля магистр фон Плеттенберг получил первые предварительные известия, «что король Польский намерен просить помощи от Ордена против москвитян»[29]. Но переговоры с ливонцами так и не состоялись. Также ничем закончились и переговоры с тевтонцами. В первые два года своего правления гроссмейстер Тевтонского ордена Альбрехт Бранденбургский не имел прямых контактов с Москвой. По условиям Второго Торуньского мира[30] гроссмейстер являлся вассалом польского короля и, следовательно, должен был оказывать ему посильную помощь в войне с врагами. Когда началась Смоленская война, то Сигизмунд не преминул напомнить своему племяннику об обязанностях вассала. Гроссмейстер отказывался предоставить помощь под разными предлогами. Не только личная неприязнь к своему дяде, но и жесткая позиция императора Максимилиана повлияла на отрицательное решение Альбрехта. Еще по результатам осеннего Петроковского съезда 1511 г. гроссмейстер и польский король подтверждали соглашения о совместных действиях против врагов, а также о неправомочности императора отменять пункты подписанного ими договора. Неудивительно, что, когда имперские агенты в Кенигсберге доложили Максимилиану о Петроковском соглашении, его январский указ великому магистру был выдержан в резких тонах: «сей трактат Петроковский нам несет явный вред, а вашему ордену полное разорение… А посему повелеваем… ни под какими предлогами не принимать к исполнению пункты трактата и секретного соглашения…»[31]. Но буквально через несколько дней после того, как орденская канцелярия получила этот императорский указ, его копию уже читал Сигизмунд: польские агенты в Пруссии позаботились скопировать документ и доставить копию в Краков.
Гроссмейстер Тевтонского ордена явно не торопился (да и, судя по всему, не собирался) оказывать помощь польскому королю. Если 4 марта гроссмейстер заверял, что король получит требуемую помощь против «московитов», как только решение о ней будет принято прелатами и местность после весенней распутицы будет пригодна для прохода войск, то 13 марта он в очередной раз информировал Сигизмунда о том, что созывает Ландтаг, на котором будет решаться вопрос помощи против «московитов»[32].
Что же происходило на смоленском театре? Навстречу московскому войску не вышла ни одна хоругвь. Король в это время был в Польше, где он и узнал от воеводы Новогрудского Ольбрахта Гаштольда о начале боевых действий. Мероприятия по сбору войска явно запоздали. Великий князь Литовский Сигизмунд писал своему брату, венгерскому королю: «Мы узнали, что этот нечестный враг в нарушение договора вторгся в наше Великое княжество и осадил крепости, в том числе замок Смоленск, большими армиями; на праздник Богоявления[33] он пытался штурмовать замок Смоленск, и его сто сорок бомбард метали камни»[34].
Весьма интересна и показательна запись переговоров в Вендене в феврале 1513 г. между представителями Литвы и Ливонии из-за начавшегося вторжения русских. В заявлении литовской стороны содержится фактически сводка положения дел в начавшейся войне. По словам представителей, московский князь «несколько недель тому назад послал двух братьев, князей Георгия и Андрея, со своими предводителями, с большими артиллерийскими орудиями и другими осадными машинами под его королевского величества замок, вышеупомянутый Смоленск, чтобы захватить его и владеть им. Другие предводители (с войсками) направлены в города Полоцк, Витебск, Мстиславль, Оршу и многие другие замки и творят в тех областях огнем и мечом великое насилие…»[35]. Во имя христианской веры, говорили польсколитовские делегаты, все совместно должны выступить против схизматиков и тем самым предотвратить возможный захват неприятелем указанных городов. В ответе ливонская сторона согласилась с тем, что «московиты» действуют вероломно, однако в вопросах военной помощи против них была, как и следовало ожидать, весьма уклончива. Правда, ливонская сторона пообещала, что комтуры всех пограничных крепостей сосредоточат имеющиеся силы на границе с русскими для демонстрации силы[36].