Взятка. Роман о квадратных метрах

И все же болезнь отпускала. И все тяжелей было сдерживать черную, подступающую к горлу тоску. Это было похоже на пробуждение после запоя чудовищной силы и продолжительности. Я стал проявлять прежние, чрезвычайно дурные черты своего характера: на смену безразличию спящего ума пришел хитрый рассудок, совесть, словно ящерка, побежала, побежала и спряталась под камень – не достать. Меня протрезвило одиночество, суровость в быту и разговоры с самим собой. Вот как, оказывается, то, что считается признаком безумия, играет роль клина, которым другой клин вышибают. Блядь! Как же мне надоел весь этот высокопарный стиль, вся эта отвратительная словесная чепуха декаданса. Я становился прежним: циничным и подлым. Меня ничуть не исправило все, что было ниспослано милосердным Мистером Богом, дабы я понял всю глубину собственной низости. Вы ведь внимательно читали, не так ли? Я надеюсь, что внимательно. Тогда вы могли заметить, что я никогда, ни разу не заходил в церковь, хотя упоминаю Бога достаточно часто. Этому есть объяснение. Я из тех, кто верит сквозь силу, я из гордецов. Гордыня, текущая в моих жилах, довела меня до последней, красной черты, до флажков, расставленных словно на затравленного волчару. Я мог бы сказать вам, что я несчастный бизнесмен, затравленный системой, почти убитый своей страной, доведенный до отчаяния негодяями, облеченными властью. Именно так я и должен выглядеть в глазах общества, которому неведомо, с чего я начал свой путь, но вы-то, мои читатели, вы знаете, с чего я начал. И почтальон позвонил в мою дверь. Этот звонок взорвался в моей голове голосами – отзвуками потустороннего мира, оглушил и ослепил меня, превратил в шизофреника, но все проходит, и это прошло. И все внутри меня осталось по-прежнему. Я все так же верил в свою звезду (кажется, я раньше этого не говорил, но это звучит очень красиво, не так ли), я надеялся не только выжить, влача неимоверно низкое, мельчайшее существование смердящего лыжной мазью работяги. Но планировал вновь подняться, пусть не в Москве, не в России, но зажить как человек с правами и гражданскими свободами. Я очень быстро внушил себе, что цель моя заранее оправдывает все средства, которыми она должна, должна, должна! – быть достигнута. Не называйте это подлостью. Назовите это «жаждой жизни», прошу вас. Сделайте это прямо сейчас, потому, что уже совсем скоро вы дадите моему поступку совсем иное определение, заклеймите меня словами площадного лексикона, захлопнете книгу с негодованием и воскликнете: «Бывают же негодяи! Как хорошо, что мы не такие?!» Не торопитесь судить. Кто знает, как поведете себя вы, оказавшись в моем положении? Думаете, что никогда не окажетесь? Не стоит зарекаться. Никто из вас не знает и своей следующей секунды.

3

Небольшой поселковый магазин был, как водится, центром светской жизни. На площади перед ним собирались всевозможные группы по интересам, хотя, в сущности, интерес их объединял один – бухло. Так и бухали, разбившись на кучки, начиная от совсем уже синих, соображавших на троих, заканчивая вполне еще приличными, употреблявшими пиво, молодыми. Синие были из местных, молодые или из местных, а большей частью из приезжих: такие же работяги, как и я, расслаблявшиеся после трудового дня. Все вели себя чинно, дурака никто не валял и не включал, свой свояка узнавал, и все друг с другом здоровались. А в нашей банде, как я уже и говорил, царил абсолютный сухой закон. Четверо из пятерых моих новых приятелей вшились раз и насовсем, а пятый был классным специалистом и был запойным, поэтому его за территорию стройки не выпускали, да тот и не стремился. Мне порой хотелось выпить, но я никогда не был особенным поклонником этого дела и снискал некоторое уважение среди околомагазинного общества, как деловой, тверезый и не балабол.

Хозяин вот-вот должен был рассчитаться с нами, и, наконец, этот день почти настал. Дима позвонил утром старшому и предупредил:

– Слышь, Владимирыч, скажи пацанам, что завтра я бабки привезу, они у меня на руках, хозяин дал расчет.

– Ништяк, Дима, – культурно ответил Владимирыч, отсидевший когда-то за грабеж, а теперь выполнявший малярные работы и штукатурку.

– Братва, завтра взгрев, – предупредил он нас. – Все на общак зафордыбачим и раздербаним по-чесноку, чтоб без блядства.

– Базара нет, – хором ответили все (и я тоже).