Взлет и падение ДОДО

Половина бежала, потому что были не вооружены или в их должностные обязанности рукопашный бой не входил. Они тут же рассеялись в лесу за лагерем. Тем временем сотни тысяч константинопольцев собрались на городской стене и смотрели на все, как на реалити-шоу. Кто победит, большинству было по барабану. Они считали, это просто драка за престол, а сам город крестоносцы, разумеется, не тронут. Все потенциальные императоры сволочи, все друг с другом в родстве, и какая разница, кто возьмет верх. Горожане буквально выпивали, закусывали и заключали пари, за кем будет победа.

Наконец рыцари сели в седло, а пехотинцы очухались, закончили надевать латы и схватили мечи. Начался настоящий бой. У нас по-прежнему была более выгодная позиция на вершине холма. Два ромейских воина подбежали к самым рядам латинян, схватили знатного крестоносца, рубанули по лицу и потащили к башне, но один из рыцарей поскакал за ними, снес головы обоим ромеям и вернул вельможу под защиту войска. Все заняло примерно тридцать секунд.

Это переломило ход сражения. Крестоносцы с криками и улюлюканьем бросились в контратаку. Мы были пешими, и среди нас преобладали рекруты из крестьян – толком не обученные и не особо рвущиеся воевать. Как только запахло жареным, они дали деру. Некоторые побежали к цепи, чтобы по ней перебраться через Золотой Рог. Она бы выдержала, у нее звенья с меня размером, – но лучники крестоносцев перестреляли беглецов по одному. Не забывайте – четверть миллиона горожан смотрела на это как на спектакль. Полный сюр.

Наконец, когда нас осталось около двух сотен, до остальных дошло то, что я знал с самого начала: нам надо запирать ворота башни, пока не поздно.

Точнее сказать, им надо запирать ворота, а мне – уносить отсюда ноги. Как ни оскорбляло это мои военные инстинкты, добраться до ИГСОВы я мог, лишь покинув башню, поскольку все варяги в башне погибнут. Так что – как в прошлые три раза – я выбрался наружу в неразберихе, когда ромеи пытались закрыть ворота, а крестоносцы – удержать. На мне варяжский ламеллярный доспех, относительно легкий, так что я подвижнее крестоносцев, через ряды которых прорываюсь. Я тычу нескольких мечом в подмышку и в пах, чтобы посторонились, но моя цель не убивать, только выбраться. Я заранее знаю финал, и дожидаться его – не моя работа. Это тяжело, потому что я близко сошелся со многими в варяжской дружине, и бросить их на верную смерть, а самому пробираться к ИГСОВе, чтобы она отправила меня домой… надо бы найти психологов, которые будут работать с нашими бойцами на эту тему, она может развиться в посттравматический синдром.

Кроме меня, из башни сбежал лишь один варяг – Магнус. Он пробивался за мной, не спуская с меня глаз. Наверно, ждал, что я схвачу весло и в одиночку уложу несколько сотен вооруженных рыцарей. Впрочем, в этой сумятице я легко от него ускользнул.

Так что я отбежал от башни и стал смотреть. Крестоносцы все-таки распахнули ворота и хлынули в башню. Я слышал лязг стали и крики, знал, что они означают.

И тут это произошло.

Я знал, что должно произойти. Крестоносцы пробьются к механизму, опустят цепь, и корабли войдут в гавань на глазах у четверти миллиона изумленных перепуганных зрителей. Затем они призовут из-за Босфора тех, кто остался там – главным образом поваров и женщин. Среди них будет и та ИГСОВа, которой предстоит отправить меня домой. Тем временем евреи Перы торопливо сложат пожитки и рванут в хорошо задокументированное византийское рассеяние. Так было в трех Нитях кряду.

Но в этот раз случилось нечто совершенно иное. Яркая вспышка света и взрыв в стороне гавани, точно на месте Перы. Весь склон – всю сложенную из камней Перу – охватило пламя. Такого никогда не было, я понятия не имел, что происходит, поскольку не знал тогда, что Рахиль вернулась в 1203-й и вмешалась в события, рассказав людям об их будущем. По ВиМНу Лондон-1601 я узнал диахронический срыв, так что укрылся в лесу и стал ждать, когда взрывы прекратятся. Как и в Лондоне, это произошло достаточно быстро.

Я вернулся к башне осмотреться и сразу увидел два отличия от всегдашнего хода вещей. Во-первых, из-за пожара, взрывов и прочего ада теперь нельзя было опустить цепь – она приварилась намертво. Такого произойти попросту не могло. Я стоял и думал, какой же это пипец – цепь нельзя опустить, корабли не могут войти в залив, история буквально не может двигаться дальше… и тут я заметил второе: Пера исчезла. Начисто. Даже фундаментов не осталось. Только акры черной выжженной земли по всему склону, будто тут ничего и не было. И тот страшный запах, который я помню по альбигойскому ВиМНу – запах горелой кости после казни. Целый квартал, обнесенный стеной и запертый, исчез так быстро, что никто не успел спастись. Ужасно.