От «Тиршита» до «Глобуса» дорога недальняя, по большей части вдоль реки, и я никогда не находила ее примечательной, но вы бы подумали, что я предложила Тристану глотнуть нечистот. Он только что не блевал всю дорогу, хоть я вела его по широкой улице, где насыпан гравий, а помои аккуратно текут в канаве у обочины, не то что в иных местах, где их выплескивают прямо из окон. Говен, которые пришлось обходить, попалось лишь одно или два, не считая конского навоза, он же чувств нисколько не оскорбляет и даже напомнил мне о доме запахом хлева.
Тристан Лионс, конечно, был в одном исподнем, но в этой части города такое не в диковинку, и он, даром что очень крупный малый, особых взглядов не привлекал. Народ стекался к воротам «Глобуса». Изнутри раздавались звуки труб, потом я узнала голос Хэла Конделла, декламирующий под музыку, а значит, там началась какая-то дурацкая пиеска. Внимание Тристана обратилось к воротам, как будто он любопытствовал войти.
– Нам не туда, – сказала я.
– Эта фраза, – удивленно промолвил он. – Даже я ее знаю. «Две равно уважаемых семьи». Там ставят «Ромео и Джульетту». Изначальную «Ромео и Джульетту».
– Нет, изначальная была с Сондером Куком в роли Джульетты. А с тех пор, как Сондер отрастил бороду, там и смотреть не на что. Да и вообще дрянная пиеска, оплаченные двором клеветнические нападки на ирландцев.
Я схватила его за руку и потянула через поток людей, вливающийся в театр. Нам надо было за сцену, где актерская уборная.
– Что в ней антиирландского? – спросил Тристан.
– Главный негодяй – католический монах. Интриган, который снабжает людей ядами. Из-за него-то пиеса – трагедия, а не комедия. И всем известно, что «католик» – иносказание для ирландца.
– Испанцы же тоже вроде католики? И французы?
– Монаха зовут Лоренцо, – продолжала я, таща его за собой. – Так что он, очевидно, назван в честь святого Лавреша. Который принял мученическую смерть, выпив яд собственного изготовления. Вся пиеса – просто замаскированное оскорбление ирландцам, она показывает, какие мы якобы безнравственные. Мерзкий вздор. Ты ничего не потеряешь. Особенно теперь, когда Сондер отрастил бороду.
– Я не хотел на нее идти, просто никогда прежде не слышал, что Шекспир ненавидел ирландцев, – ответил Тристан, только в такой толчее ему приходилось не говорить, а кричать.