Взлёт и падение. Книга первая. На высоте.

– Ха! – воскликнул начальник штаба, что означало: не в первый раз. И добавил: – Сейчас все бумаги на стол выложу, пускай роются.

– Вот, вот, – согласился Бек. – Пускай роются. – А сам, – он блеснул белоснежными зубами, – можешь заболеть. Грипп сейчас свирепствует или ещё что-то. Вон и Чувилова прихватило. Только быстрей болей, они могут прийти с минуты на минуту.

– Да, меня, кажется, продуло, – закряхтел начальник штаба, вставая и хватаясь за поясницу. – Ох!

– Ну, ну! – восхитился Бек таланту помощника. – Смотри и, правда, не заболей. А завтра…

– Завтра с утра буду, – заверил тот. – Пройдёт хвороба.

– Тогда, бывай здоров, – попрощался командир и заспешил на стоянку самолётов.

––

Лев Андреевич Муромцев, а по молодости лет просто Лёва, был опытным вторым пилотом и имел характер независимый и упрямый. В его летной книжке стояла запись о 1500 часах налёта, которыми он очень гордился. В планах командира эскадрильи Бека он был первым кандидатом на ввод в строй в качестве командира самолёта. Возможно, он бы уже и был им, но хроническая нехватка вторых пилотов сдерживала его продвижение. Но ничего, летом придут молодые выпускники из училища, и уже осенью он будет командиром. Это так же точно, как точно то, что ему через неделю исполнится 23 года. Вся жизнь была впереди и представлялась ясной и безоблачной, ну, на худой конец, слегка припорошенной перистой облачностью.

Сегодня Лёвка в наряде на полёты не числился, но и в графе выходной его фамилии не было. И он справедливо решил, что присутствие его в эскадрилье необходимо, хотя конечно можно было бы просто позвонить. Да и командиру лишний раз на глаза показаться не мешает, чтобы он не забывал про Лёву Муромцева, которого принародно на разборе эскадрильи пообещал в этом году ввести командиром.

Приехав утром, однако, обнаружил, что персоной его никто не интересуется. И, потолкавшись по коридору и пожав с десяток рук лётчиков, спешащих на вылеты, он скоро почувствовал ощущение своей ненужности. Он позавтракал в столовой, покурил у подъезда штаба, где обычно собираются люди, свободные в этот день от полётов, выслушал несколько анекдотов о перестройке и Горбачёве и совсем уже решил, что делать тут нечего и нужно ехать домой. В этот момент его и увидел куда-то спешащий командир эскадрильи.

– Ты чего тут делаешь, Муромцев? – вскричал он.

– Ничего не делаю, товарищ командир, – вытянулся Лёва.

– Ничего не делают только отъявленные бездельники, – назидательно произнёс Бек и приказал: – Поднимись в эскадрилью, подменишь начальника штаба. Он заболел. Понял?

– Так точно! – и Лёвка дёрнулся в сторону входа.

– Стой! Я ещё не всё сказал. Посидишь до вечера, будешь отвечать на телефонные звонки. Кто бы ни пришёл – отвечай: ничего не знаю. Приказал, мол, командир тут сидеть на телефонные звонки отвечать – вот и сижу. Всё понял?

– Так точно! – ответил Лёвка, гордый оказанным доверием. – Ничего не знаю.

– Правильно! – подтвердил Бек и оглядел его с ног до головы. – Что-то ты какой-то растрёпанный. Приведи себя в порядок, галстук поправь. Из штаба никуда не отлучаться. Всех праздношатающихся, каков ты сегодня, если придут в эскадрилью – гони в шею. Придёт комиссия – говори, что никого нет.

– Комиссия? – ахнул Лёва и пожалел, что приехал сюда. – Но я боюсь комиссий.

– А ты не бойся, не надо их бояться, – с нажимом произнёс Бек. – Это я их боюсь. Нервы не те стали.

Лёвка был много наслышан о коварстве инспекторов, которые беспощадно наказывают лётчиков за любое нарушение и даже отклонение. А что таковой будет в составе комиссии, он не сомневался. И ещё раз пожалев, что приехал сюда и попался на глаза командиру, он вздохнул и походкой обречённого на гильотину поплёлся на второй этаж.

Дверь открылась неожиданно. Один за другим в комнату входили высокие чины, сверкая золотом погон и нагрудными знаками, каких Лёвка никогда не видел. Из всех вошедших он знал только одного – заместителя по лётной службе Заболотного. Его охватило оцепенение. Он понимал, что нужно встать и представиться, но ноги вдруг отказались повиноваться. За всю свою жизнь он впервые видел столько начальников, сосредоточенных в одном месте. Наконец оцепенение прошло, он вскочил и по курсантской привычке вытянулся по стойке «Смирно!».

– Вы кто? – подступил к нему Поливанов.

– Я? Я пилот, – пролепетал Лёва. – То есть лётчик.

– Где твоё начальство, пилот-лётчик?

– Никого нет. А я сижу вот здесь, командир приказал. Но я ничего не знаю!

– Вот видите, – повернулся Поливанов к председателю комиссии, – и здесь никого нет. – Как ваша фамилия? – снова обратился к Лёве.

– М-муромцев, – ответил тот.

– А свидетельство у вас имеется?

«Отлетался! – мелькнуло в мозгу у Лёвки. – Сейчас пытать начнут. Значит, командир меня под танки бросил».

Дрожащей рукой он достал свидетельство и протянул Поливанову. Но его неожиданно перехватил заместитель министра, погоны которого были все в сплошных широких лыках. Открыл, посмотрел фото и штампы.

– Третий год работаешь, пилот? Как работается?

– Работается хорошо, – ответил Лёва, думая про себя: «Мягко стелет, сейчас экзекуцию начнёт».