Взлет и падение третьего рейха. Том I

Геринг сообщил собравшимся, что Гитлер планирует призвать в вооруженные силы семь миллионов человек. Поэтому доктору Функу, министру экономики, в целях увеличения людских ресурсов надлежало решить, «на каких видах работ будут использоваться военнопленные и лица, содержащиеся в тюрьмах и концлагерях». Здесь в разговор вступил Гиммлер и сказал, что «во время войны концентрационные лагеря будут использоваться с большей пользой». Геринг заметил, что могут быть привлечены сотни тысяч рабочих из протектората Чехия и Моравия. Они будут размещены в бараках и использованы на работах, в частности на сельскохозяйственных, под присмотром немецких специалистов. Уже тогда стало очевидно, в какие формы выльется нацистская программа использования подневольного труда.

Доктор Фрик, министр внутренних дел, обещал «изыскать рабочую силу в аппарате управления». Он внес некоторое оживление, заявив, что при нацистском режиме бюрократический аппарат «вырос в 20–40 раз, что просто невероятно». Была создана комиссия, которой поручили исправить положение.

Еще более пессимистично прозвучал доклад полковника Рудольфа Герке, начальника транспортного отдела генерального штаба сухопутных войск. «С точки зрения транспорта, — заявил он напрямик, — Германия в настоящий момент к войне не готова».

Вопрос о том, готова ли транспортная сеть Германии к войне, зависел от того, будет ли вестись война только с Польшей. Если предстояли боевые действия на Западе против Франции и Англии, то возникало опасение, что транспортная система просто не справится с задачей. В течение июля состоялись два экстренных заседания Совета обороны для обсуждения мер «по приведению Западного вала самое позднее к 25 августа в состояние повышенной готовности с помощью средств, которые могут быть раздобыты к этому сроку путем принятия чрезвычайных мер». Концерну Круппа и стальному картелю была поставлена задача изыскать необходимое количество металла для вооружения западного рубежа. Немцы понимали, что именно от мощи этих укреплений зависит, предпримут англо–французские войска серьезное наступление или нет, пока вермахт будет занят решением польского вопроса.

Хотя Гитлер с несвойственной откровенностью заявил своим генералам 23 мая, что вовсе не Данциг является предметом споров с Польшей, вольный город на протяжении нескольких недель в середине лета был пороховой бочкой, которая могла в любой момент взорваться и положить начало войне. В течение некоторого времени немцы нелегально переправляли в Данциг оружие и направляли офицеров обучать местные силы самообороны обращению с ним[176]. Оружие и офицеров переправляли через границу из Восточной Пруссии, и, чтобы этот процесс не вышел из–под контроля, поляки увеличили там число таможенников и пограничников. Местные власти Данцига, действовавшие теперь по указке из Берлина, в ответ на это старались всячески помешать полякам выполнять их обязанности.

Конфликт достиг кризиса 4 августа. Польский дипломатический представитель в Данциге известил местные власти о том, что польские таможенники получили приказ при выполнении своих обязанностей в случае необходимости применять оружие и что если им будут чинить препятствия, то это будет расцениваться как акт насилия по отношению к польским официальным лицам, после чего польское правительство «незамедлительно применит санкции к вольному городу».

Поляки в очередной раз напомнили Гитлеру о том, что их не так–то просто запугать. Это напоминание было подкреплено сообщением немецкого посла в Варшаве, который 6 июля телеграфировал в Берлин:

«…Вряд ли стоит сомневаться, что поляки окажут сопротивление, если будет иметь место явное нарушение их прав (в Данциге)». Пометка, сделанная на полях этой телеграммы рукой Риббентропа, свидетельствует о том, что она была показана Гитлеру.

Фюрер пришел в ярость. 7 августа он вызвал в Берхтесгаден Альберта Форстера, нацистского гауляйтера Данцига, и заявил ему, что поляки вывели его из терпения. Произошел обмен сердитыми нотами между Берлином и Варшавой, причем такими резкими по тону, что ни одна из сторон не решилась их опубликовать. 9 августа правительство рейха предупредило Польшу, что повторение данцигского ультиматума «приведет к ухудшению германо–польских отношений… за что немецкая сторона ответственности нести не желает». На следующий день последовал дерзкий ответ польского правительства, в котором говорилось, что оно, как и прежде, будет реагировать на любые действия властей Данцига, направленные на ущемление прав и интересов Польши, любыми способами, которые сочтет допустимыми, а вмешательство правительства рейха будет расценивать как акт агрессии.