Взлёт над пропастью. 1890-1917 годы.

На самом деле тот не прекращал попыток «рыхлить» почву для искомого возвращения. По данным департамента полиции, Витте изучал возможность участия в выборах в IV Госдуму по Петербургскому округу, для чего прощупывал оппозиционные круги через известного журналиста И.И.Колышко[188]. Но главную ставку опальный министр делал, конечно, не на депутатский мандат, а на завязавшиеся отношения с такой одиозной фигурой, как Григорий Распутин. После отставки Витте отличала повышенная религиозность: все последние годы он утверждал, что лишь «сибирский подвижник» понимает и способен спасти Россию[189]. А незадолго до Первой мировой войны заявил, что «Григорию Ефимовичу я бы поставил памятник, чтобы увековечь его заслугу перед Россией (речь шла об оттягивании войны с Германией. — А.П.)»[190]. Отверженный сановник чутко реагировал на слухи о растущем распутинском влиянии на царскую семью и, видимо, строил вокруг этого какие-то планы. С помощью епископа Варнавы, с коим дружил, он наладил постоянные контакты со «святым человеком»[191]. Знающие об их тесных связях даже рассматривали «всемогущего старца» в качестве орудия, с помощью которого Витте надеялся восстановить утраченные позиции[192]. Витте всё же весной 1913 года удалось попасть на аудиенцию к императору, однако это не принесло никаких осязаемых результатов[193]. Что же до виттевских политических взглядов последних лет, то сегодня о них трудно сказать что-либо определённое. В недоумении находились и современники той поры. Речи бывшего министра финансов, с которыми тот регулярно выступал в Государственном совете, смущали многих. Член Госсовета, известный промышленник Н.С. Авдаков разводил руками: «Мы привыкли смотреть на него (Витте. — А.П.) как на человека, идущего во главе современного конституционного движения…»[194] Однако в исполнении этого «конституционалиста» с трибуны лились пассажи, более подходящие для махрового правого деятеля. У его коллеги по верхней палате Д.И. Пихно даже интересовались, как сами правые относятся к этим речам, на что тот неизменно отвечал: «Смеются, кто же ему поверит»[195].

Причём монархическая риторика теперь удивительным образом начала сочетаться у Витте с социалистическими пристрастиями, чего за ним ранее не наблюдалось. Редактор издания «Биржа за неделю» Н. Васильев поделился впечатлениями от беседы с Витте за год до его кончины. Тот фактически заклеймил буржуазные нравы, ставил в пример французского писателя Э. Золя, который нещадно их бичевал. Прошёлся по разбогатевшим тёмными делами купцам из ярославских и тверских мужиков, а также одесским недоучкам, способным разве что на спекулятивные аферы. Все они «уже сами по себе сплошная грязь!» — восклицал Витте, вынося вердикт крупной буржуазии[196]. Ей он противопоставлял «кристальную духовную красоту В.Г. Короленко и Н.Ф. Анненского» — известных деятелей народнического движения. Пояснив: если наши левые сохранят в себе это начало, то они сыграют благотворную роль в нашем отечестве и «явятся борцами против всего, что вносят в общественную и частную жизнь наши современные буржуазные круги»[197]. В заключение редактор заметил: «Не был ли это крик души человека, в сущности, уже отчаявшегося в своих буржуазных идеалах и не находящего выхода…»[198].