Взлёт над пропастью. 1890-1917 годы.

К моменту карьерного взлёта у Столыпина собственной команды не было, как не могло её быть у человека, служившего в разных регионах. По его признанию, просматривая перечень имён высших чинов Министерства внутренних дел, он нашёл только одного знакомого — А.В. Бельгарда, возглавлявшего Главное управление по печати (сестра Столыпина Марья Аркадьевна давно дружила с семьёй Бельгардов)[206]. Личной столыпинской креатурой может считаться разве что прокурор Саратовской судебной палаты А.А. Макаров: хороший исполнитель, но не имеющий государственного взгляда, был приглашён на должность товарища министра внутренних дел. За точность и аккуратность его за глаза звали «аптекарем», и в итоге Столыпин всё-таки был вынужден с ним расстаться[207]. Ничем не запомнившийся саратовский городской голова А.О.Немировский тоже был назначен лично Столыпиным — заведовать городским отделом МВД

[208]. Других своих сподвижников премьер вербовал не по служебной, а по родственной линии. Значимую кадровую лепту внесла его супруга. Так, её родная сестра была женой кадрового дипломата С.Д. Сазонова, получившего с подачи премьера пост министра иностранных дел и вскоре оказавшегося под чрезмерным влиянием послов великих держав в Петербурге. Родной брат супруги Столыпина А.Б. Нейдгард стал членом Государственного совета, где сформировал группу, которую именовали «партией шурина». Эта фракция, состоявшая главным образом из лиц с немецкими фамилиями, в унисон премьеру провозгласила своей главной задачей защиту коренного населения. Над этой группой часто иронизировали, поскольку многие в ней с большим трудом изъяснялись на языке тех, чьи интересы они брались оберегать[209]. Столыпинским «оком» в Государственной думе явился октябрист А.Ф. Мейендорф (двоюродный брат по матери), занимавший пост товарища председателя нижней палаты третьего состава[210]

. Этот родственник пользовался авторитетом в Госдуме: он инициировал конфликт с депутатом Г.К. Шмидтом, осуждённым ранее за передачу военных сведений немцам и через 13 лет восстановленным в правах. Узнав об этом, Мейендорф посчитал невозможным для себя находиться в Думе с подобным лицом, и в результате тот был вынужден покинуть Таврический дворец[211]. Кстати, именно Мейедорф привлёк внимание премьера к незнакомому ему ранее бессарабскому помещику Л.А. Кассо, ставшему директором знаменитого Катковского лицея в Москве, а затем и министром народного просвещения[212].

Находившийся в опале Витте прямо обвинял Столыпина в том, что тот всюду рассаживает своих родственников, ориентируется на их вкусы, а те в свою очередь не осмеливаются критиковать его[213]. Конечно, здесь немалая доля преувеличения, но всё-таки нельзя не признать, что личный кадровый потенциал премьера не отличался широтой. К тому же умение разбираться в людях оказалось слабой стороной Столыпина. Например, его преемник на посту гродненского губернатора М.М. Осоргин писал, что столыпинские аттестации местных чиновников оказались на редкость ошибочными[214]. То же самое наблюдалось и в бытность его на должности премьера, в частности, при назначении ряда губернаторов[215]

. Так, неудачным стал выбор московским градоначальником А.А. Андрианова: по мысли премьера, бывший военный судья должен был расчистить завалы злоупотреблений своего предшественника Рейнбота. Однако Андрианов так и не освоился в новой для себя обстановке, «стремясь превратить приставов и околоточных в каких-то мировых судей», что в итоге негативно сказалось на их службе[216]. Но наиболее серьёзным кадровым промахом была рекомендация бывшего петербургского градоначальника В.А. Дедюлина на важный пост дворцового коменданта. Премьер посчитал, что генерал чужд политики и не склонен вести интриги, на деле же тот умело распорядился беспрепятственным доступом к императору и в результате превратился в одного из самых опасных противников Столыпина[217]. Дедюлин откровенно благоволил черносотенцам, выступал в роли ходатая, устраивал аудиенции деятелям Союза русского народа у государя.