Читаем Взлет (О Герое Советского Союза М М Расковой) полностью

Прошло уже около пяти часов полета. Внизу по-прежнему клубились облака. Иногда они подбирались почти к самому самолету, иногда уходили далеко вниз, и тогда горизонт становился шире и просторнее.

Бортовой термометр показывал всего лишь минус три, солнце перебралось направо и, казалось, даже слегка пригревало, во всяком случае Марина не ощущала холода. По расчетам выходило, что они летят уже в районе Свердловска. Марина, отодвинув форточку, высунулась в верхний люк, надеясь, что, может быть, появится хоть небольшое "окно" и она увидит город. Они не могли далеко уклониться, а большой город виден издалека.

Морозный воздух забивал дыхание, проникал сквозь защитные очки. Холодные слезы застилали глаза, но она с надеждой вглядывалась в бегущие под самолетом облака. Они теснились и наползали друг на друга до самого горизонта. Так ничего и не увидев, Марина задвинула форточку и села на сиденье. Стянула перчатки и дыханием согрела пальцы.

Каждый час она передавала радиограммы в Москву о местонахождении самолета и о погоде и сейчас, включив передатчик, сообщила очередную сводку. Слышимость была хорошей, как и в начале полета, и это немного ободрило ее, ведь это было сейчас единственное, что связывало их с землей.

"13 часов 20 минут. По расчетам нахожусь над Свердловском. Курс 93 градуса. Высота 3850 метров. Сплошная облачность. Самочувствие хорошее. Раскова", - отстучала она радиограмму и, переключившись на прием, стала ждать ответа.

Стрелка радиомаяка дрожала на заданном курсе, изредка отклоняясь то вправо, то влево, когда самолет подбрасывало на мощном восходящем воздушном потоке. Они держали курс на Омск, а внизу по-прежнему все еще была пелена облаков.

Марина была уверена в правильности своих расчетов, но так хотелось ей хоть на минуту увидеть землю, уточнить местонахождение. Так хотелось, чтобы ушло то маленькое сомнение, что гнездилось где-то глубоко, и тогда она могла бы с легкой душой радировать: все благополучно, мы пролетели Омск.

"Валечка, давай снизимся, - написала она, - посмотрим землю".

Но Валя ответила кратким "нет".

Высотомер показывал 4000 метров, температура за бортом слегка понизилась, в кабине стало сумрачно, но Марина не зажигала осветительных лампочек. Растянувшись на полу кабины, она внимательно рассматривала бегущее внизу темное пятно. Облачность расслаивалась в тонкую паутину, и вдруг по курсу она увидела блестящую полоску реки. Схватив карту, стала всматриваться в изгибы Иртыша около Омска, сравнивая с тем, что видела в сереющем закате на земле.

- Ну вот, теперь все в порядке... Вот он - этот отрезочек... - Марина снова разглядывала медленно плывущую вдалеке землю. Отметила на карте и в бортовом журнале время прохождения и курс следования, поднялась с пола. Теперь быстро радиограмму, как раз время передачи.

"...16 часов 15 минут... - отстукивала Марина ключом, - прошли Омск, высота 4000 метров, курс 95, облачность 8 баллов, самочувствие хорошее".

Вместе с темнотой снова потянулась облачность. Вначале кое-где еще мелькали "окна" разрывов, через которые Марина могла видеть темную землю без единого огонька, без блестящих извивов рек. Казалось, что внизу, в разрывах облачности, вдруг открывается глубокая бездна колодца. Наступала ночь. Пусть внизу все заволакивает тьма и даже облака словно набухают и темнеют, небо дает штурману возможность проверить свой путь старым испытанным способом, с помощью которого водили корабли по морям и океанам моряки. Если измерить высоты двух или трех звезд, то легко найти свое местонахождение. У Марины были готовы предварительные расчеты и астрономические таблицы на сентябрь и октябрь. Но определить высоту звезды тоже непросто, нужны навыки и точность промера секстантом.

Марина достала астрономические таблицы и карту и разложила прямо перед собой на полу. Вынула из футляра секстант, протерла его шерстяной перчаткой и стала ждать. К 17 часам по московскому времени засветились в небе звезды. Полярная звезда ярко засияла высоко слева, словно показывая им путь, как и тысячелетия назад другим путешественникам, а вот там все ярче вспыхивала Вега.

Марина отодвинула форточку верхнего люка и, придерживая рукой секстант, высунулась из кабины. Морозный ветер в мгновение заледенил щеки, и ей пришлось опуститься вниз в кабину, поднять и застегнуть воротник. Потом высунулась снова и повернулась лицом к кабине Вали. Струи ветра били в спину, но теперь ей было легче: дыхание не забивал тугой ветер. Лицо Вали смутно виднелось за колпаком кабины.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза