Взлет против ветра

— Тем не менее это так, — вздохнул немецкий ас. — Но не это самое главное. Сейчас общность в том, что оба мы дожили до последнего дня войны... И я очень рад, что именно вы меня победили. Было бы очень обидно, если бы кто-нибудь другой. Вы все-таки есть мой, как это по-русски... крестник. Однако вы уже подполковник. У вас... это... Золотая Звезда Героя. О! Вы ее носите по заслугам. Я сегодня в этом убедился, подполковник Баталов. Вы несколько изменились. Возмужали, выражение озабоченности на лице.

— Вы тоже изменились, барон, — спокойно заметил Антон и вдруг строго спросил: — Но позвольте, в сорок первом вы были полковником, а теперь майор. Что это за маскарад?

Фон Корнов безжизненными глазами посмотрел на свой френч и тускло улыбнулся.

— О! Вы жестоко ошибаетесь, герр Баталов. Это не есть маскарад. После покушения на Гитлера я был действительно разжалован в майоры и лишен доверия. Мне было приказано смывать свой тяжелый проступок кровью.

— И вы изрядно в этом преуспели? — холодно усмехнулся Баталов.

Немец вопросительно поднял тонкую цепочку бровей:

— Но я вас не понимаю. Что вы имеете в виду?

— Жестокость, с которой вы атаковали наших зазевавшихся летчиков.

— Жестокость? — недоуменно переспросил барон. — Но ведь я же их всех пощадил. Я бы мог всех их поодиночке перебить, когда они опускались на парашютах. Согласитесь с тем, что для такого воздушного стрелка, как я, это бы не составило особого труда. Но ведь я же этого не сделал. Нет, господин Баталов. Вы неточны в своих формулировках. Я не собирался смывать свой так называемый проступок кровью русских. Но отчаяние толкало меня на эти бои. Сейчас все смешалось, родина моя гибнет, и в этих боях я попросту искал своей смерти. Что поделаешь — жалкая пьеса доиграна, занавес вот-вот упадет на сцену.

Баталов внимательно посмотрел ему в лицо: врет или говорит правду? Сделал вид, что пропустил мимо ушей последние слова.

— Отчего у вас расцарапан лоб, господин барон? Я надеюсь, это не мои солдаты?

— О нет! — тихо рассмеялся фон Корнов. — Ваши солдаты не виноваты. Они отходчивые, как дети. Это я сам, когда вылезал из кабины. Вы меня загоняли на вертикалях. Ведь я уже старик по сравнению с вами. Как-никак сорок пять. — У него еще ниже опустились плечи, мертвенная бледность покрыла щеки.

— Вам плохо, фон Корнов?

— Нет, — попытался приободриться пленный. — Просто я ничего не ел и не пил с утра, а после этой бешеной гонки в небесах немножечко кружится голова.

Баталов нажал на вделанную в письменный стол кнопку. Дребезжащий звонок огласил высокие своды кабинета. На пороге появился адъютант.

— Староконь, немедленно две чашки кофе и чего-нибудь закусить барону. От рюмки коньяку не откажетесь? — повел он бровями в сторону пленного.

Командир полка кивнул асу на потерявший свой первоначальный цвет диван с выпирающими пружинами и теплее сказал:

— Садитесь. В ногах правды нет.

— Отличная русская поговорка, — отозвался фон Корнов и с благодарным выражением сел на диван. — И вообще русские отличные люди.

Баталов недобро усмехнулся:

— Зачем же вы против них воевали?

Фон Корнов со вздохом пожал плечами:

— Я вам отвечал на этот вопрос еще под Москвой. Мой род своей древностью восходит к нашим предкам, которые завоевали Рим. Служить оружием великой Германии — его святой долг. История меня заставила идти против вас, так же как вас против нас.

— Историю делают люди, — веско возразил Баталов, и глаза у него сурово потемнели. — Если бы не ваш бесноватый фюрер, мы бы никогда не воевали с Германией. А теперь видите, к чему привело ваше знаменитое «хайль Гитлер». Вы тут обронили слова, что у нас общее в том, что оба мы дожили до последних дней войны. Ваша правда. Дожили. Только я до славной победы, а вы — до позорного краха!

Вошел Староконь и поставил на стол поднос с двумя стопками коньяку, небольшим трофейным кофейником и бутербродами на тарелке.

— Берите, барон, — кивнул пленному Баталов. ^

Фон Корнов нерешительно поднял вверх стограммовый шкалик, но сказал упрямо:

— И все же за то, что мы оба дожили. Вы — в славе, а я — в отчаянии, но дожили. И еще раз хочу повторить, что я очень рад, не поймите, что лицемерю или, чего доброго, заискиваю... в нашем роду заискивающих не было. Я очень рад, что сложил оружие в бою с вами. Вы достойный противник. Форвертс1 — И он залпом опорожнил стопку.

— Странный вы человек, фон Корнов,— задумчиво произнес Баталов. — Вот и пьете не как барон, а как русский солдат. Эх, если бы вы добровольно перешли к нам в сорок первом. Давно бы уже полком командовали и воевали за новую Германию.

В кабинете командира полка на одной из стен висели портреты Тельмана и Вильгельма Пика. Пленный кивком указал на них:

— За эту, что ли?

Баталов кивнул.

— Нет, эта Германия не для меня.

— Как знать, — неодобрительно заметил Баталов и выпил свою стопку, наблюдая за тем, с какой жадностью немец уплетает бутерброды. Покончив с ними, барон взял тонкой холеной рукой чашечку кофе, с наслаждением глотнул ароматную жидкость и прикрыл глаза тяжелыми, набрякшими от усталости веками.

— Кофе чудесный. Настоящий, кажется?