Взлет

— Остыньте, Михаил Маркович, — мягко произнес он, и капитан только скрипнул зубами, после чего повернулся и молча отошел. Но не далеко.

— Ладно, Георгий Янович, — обратился фон Корф к Дажневу, — идемте, покажу вам вашу койку. Кинете вещи, а уж там и наверх поднимемся, в штаб.

— Койку? — удивился штабс-капитан. — Я, знаете ли, думал квартиру снять в городке. — Он смущенно улыбнулся. — Нам после Колымы хорошую премию выдали. От Колымских золотых приисков…

Стоявший в двух шагах капитан Мерер зло рассмеялся:

— Квартиру? В городке? Забудьте. Вы теперь знаете кто? Ря-до-вой! И место ваше вот здесь — в казарме.

— Но… как это?

— А вот так, — мягко усмехнулся подполковник. — Пробная офицерская часть означает именно то, что означает. Что это часть. Что она пробная. И что все в ней — от рядовых стрелков до командира — офицеры. Даже унтеров нет. Так что идемте за мной…

Весь следующий день штабс-капитан Дажнев был предоставлен самому себе. К его удивлению, многие об этой «пробной офицерской части» неплохо знали еще до того, как сами сюда попали, и потому пересказывали друг другу жуткие истории о том, что тут начнется вот буквально завтра. Ибо три первые такие «пробные офицерские части» были организованы еще год с лишним назад, и все здешние командиры, начиная с отделенных, уже прошли через них. Но на расспросы Дажнева командиры — вот сволочи! — никак не реагировали, а просто молчали и улыбались эдак предвкушающе…

Впрочем, первую половину дня он провел в хлопотах — офицеру-рядовому здесь было положено некоторое дополнительное довольствие, по большей части вещевое, ну и на учет встать надо было. Так что с утра, бросив вещи под койку, Дажнев представился в канцелярии, взял предписание на получение «нового пробного образца формы и снаряжения», сходил за ними на склад, а затем почти час разбирался со странной конструкцией из толстых брезентовых ремней и пряжек, явно изготовленных методом холодной вырубки (уж на такое он насмотрелся), а потом завороненных. «Сбруя», как обозвал ее подошедший фон Корф, отделенный командир Дажнева, неожиданно оказалась очень удобной и после подгонки легла на плечи, спину и живот, будто на него пошитая. Хотя будет ли она настолько же удобной «в поле», надо еще проверить. Ну да недаром же это называется «пробный образец снаряжения» — проверим. Что же касается «пробного образца формы», то он отличался от обычного только расцветкой, более короткой гимнастеркой да парой дополнительных карманов.

Как выяснилось, из-за командировки Дажнев прибыл одним из последних. Уже на следующее утро их вывели на плац и, построив в четыре шеренги, объявили, что основной целью создания подобных частей является внедрение в жизнь российской армии новой практики организации занятий и подготовки личного состава, а также подразделений и частей. Вещавший перед строем генерал Кондратенко, отличившийся энергичными действиями против инкоусского десанта, призвал их не только механически исполнять все требования назначенных командиров, но и «подойти к занятиям творчески». Потому как ему и всей группе, осуществляющей реформы в Российской армии, очень важно мнение «практиков».

Потом им скомандовали «нале-во, шагом марш» и вернули в казармы. Там офицерам-рядовым были официально представлены их отделенные, взводные и ротные командиры, которые уже прошли предстоявшее «новобранцам» в одной из трех «пробных офицерских частей».

А дальше начался ад…

Первые три месяца штабс-капитан Дажнев провел в каком-то полубреду. Сил вечером хватало только на то, чтобы рухнуть на койку и забыться тяжелым сном. А утром поднять его с койки способен был лишь отчаянный крик дневального. Подъем в этой части был в пять утра, причем осуществлялся он даже не так, как в училище (которое многие присутствующие здесь уже успели забыть, поскольку на рядовых и унтер-офицерских должностях пребывали офицеры в чинах от поручиков до подполковников), а молниеносно. Люди буквально взлетали с коек. После чего все начинали… бегать.

Вот так, с подъема и до отбоя в двадцать три часа — всё бегом. Общая физическая зарядка, первоначально являвшаяся легкой пятнадцатиминутной разминкой, уже через три месяца превратилась в часовую тренировку, включающую в себя непременный марш-бросок на три версты и преодоление специально устроенной двухсотметровой полосы с различными препятствиями, после которой следовали либо «казачьи ухватки» — лет десять как ставший довольно популярным вид рукопашной борьбы, — либо фехтование на штыках.