Взлетают голуби

Идет дождь, не постоянно, но часто, все правильно, говорит Номи, даже погода сочувствует нам, мы галопом носимся по родственникам; вас что, оса в задницу укусила? – шутит дядя Пири, а мы смеемся, смеемся – и плачем, прощаясь, всего через несколько часов после того, как со слезами приветствовали друг друга, и входим в следующую кухню или чистую горницу, и снова пьем трауби-соду, или тоник, или палинку, и отказываемся от печенья, потому что после обеда уже ели печенье, отказываемся и, чтобы никого не обидеть, говорим, может, потом, попозже, и рассказываем немного о том, как мы живем в Швейцарии, сейчас вот кофейню держим (кто-то спрашивает, а есть ли вообще у швейцарцев время кофе пить, о, еще как есть! – отвечает отец, бывают такие гости, которые целое утро у нас сидят, и, конечно, те, кто это слышит, раскрывают рот, столько времени сидят в кофейне – и все равно такие богатые! Ну, конечно, милые мои, швейцарцы, они деньги свои заставляют работать, и все смеются, потому что не могут такого представить, как это – заставить деньги работать), мы слушаем родственников, они рассказывают, что жизнь все еще тяжелая, ох-ох-ох, кукуруза, подсолнечник, если и дальше будет столько дождей, урожая в этом году не видать (помню, дядя Мориц сказал, что с удовольствием стал бы моим американским дедушкой, это когда я рассказала ему, что после окончания школы была в Америке, в Соединенных Штатах, ну-ну, кивал дядя Мориц, это где изобретают замечательные машины, где у пшеничных полей ни конца ни края и люди рождаются в рубашке, прямо не понимаю, сказал он отцу, чего вы не в Америку уехали в свое время, я бы точно в Европе не остался, отец, погладив усы, говорит: братец ты мой, если б ты навестил нас хоть разок за столько лет, ты бы понял, что мы правильно решили; тетя Манци тянется к блюду, на нем нарезанное мясо, колбаса, ветчина, сало в окружении помидор, зеленого перца, маринованных огурцов и красного лука, и говорит без передышки: теперь мы вот еще свиней породы мангалица разводим, спрос на них большой, это старинная порода, у нее очень вкусное мясо), и мы поднимаемся со стульев быстрее, чем обычно, как только выдается пауза, тянемся за пакетами и сумками, которые привезли с собой, – со временем покупка и распределение подарков превратились у нас в целую систему – Номи выкладывает на стол кофе, шоколадные конфеты, мыло, я рассказываю о привезенных с собой мешках с одеждой, матушка и отец вручают подарки: диетический шоколад мамике, голубиный корм Беле, краску для волос жене Белы (она парикмахер), бинты телесного цвета тете Ицу, ноги которой обезображены черными пятнами – результат работы на пеньковой фабрике, аэрозоль от астмы дяде Морицу, у которого забиты дыхательные пути, потому что он занимается не только крестьянским трудом, но уже много лет работает еще и на мельнице, Нандору и Валерии, у которых двое детей, миксер; вечером мы без сил сидим на кухне у мамики, Номи говорит, что совершенно не помнит уже, кто что рассказывал, все в голове перепуталось, отец же вспоминает, что надо еще пойти к дяде Пиште, он ему обещал, что сегодня заглянем, мы с Номи поднимаем бунт, всё, мы больше не можем, и мамике удается уговорить отца, что отец с матушкой могут Пишту навестить и сами, а тот перед нашим отъездом пускай придет на кофе, тогда и получит от вас поцелуй на прощанье, говорит мамика со смехом.