Взлетают голуби

Где ты научилась так хорошо писать? – спрашивает Анита, когда мы с ней садимся обедать за столик, друг напротив друга, я как раз жую рульку; ты это серьезно? – спрашиваю я. Конечно, серьезно, отвечает Анита, потому что она-то при всем желании неспособна запоминать иностранные слова. Да уж, Ильди у нас насчет этого собаку съела, вмешивается в разговор Номи, вот мне ну ничего в голову не лезет, хоть каждый раз спрашивай, как писать рульку по-немецки: Haxe или Hakse, нет, правда, говорит Номи; Анита недоверчиво качает головой, для нее есть много трудностей, но уж Haxe она никогда бы не написала через ks; а Кристель, которая как раз сидит на диете и сейчас уныло жует салат (чем выводит из себя отца – которого она, впрочем, предпочитает в упор не видеть, – потому что женщины, постоянно думающие, как бы им стать тощими, раздражают его почти так же, как избалованные домашние собачонки или политики, особенно политики, от которых у нормального человека скулы сводит от зевоты), словом, Кристель говорит, что есть люди с фотографической памятью, может, и у тебя, Ильди, такая память, и она буквы фотографирует, а я вот, добавляет Кристель, я только лица хотела бы запоминать, но уж навсегда! Тут к нам подсаживается Марлис с полными тарелками, желает нам приятного аппетита и принимается за еду, она если не ест, то все время что-то бормочет, а если к ней обратишься, принимается рассказывать про своего жениха, который скоро похитит ее, и тогда она всех нас позовет на свадьбу, жених обещал ей грандиозную свадьбу закатить. Голубоглазая Марлис, размышляю я, живет в каком-то своем мире, она уже несколько лет замужем, у нее двое детей, но ее лишили прав материнства, это мы узнали от Таннеров, бедняжка совсем не в своем уме, говорила о ней фрау Таннер, но работать она умеет; мне было как-то странно слышать, как она называет отца – шеф, и каждое утро, осторожно тронув его за плечо, говорит: шеф, вам придется потом на нас готовить, на жениха моего и на меня!

Ты по-немецки-то знаешь? – спрашивает Анита Драгану, которая сидит немного в стороне и пока еще не произнесла ни слова; Драгана же не спешит с ответом, spreche ich deutsch[13], говорит она через некоторое время, отламывая кусочки хлеба и бросая их в подливку, nicht viel, aber versteht sie alles[14], добавляет Драгана, говоря о себе почему-то в третьем лице, и, вылавливая хлеб, быстро кладет его в рот (я отвожу взгляд, так как терпеть не могу подобные вещи, по-моему, это просто ужасно, когда кто-нибудь крошит в кофе круассан и отправляет в рот размокшие крошки); и тут Драгана вдруг удивляет нас: приподняв стакан с водой, она – по-немецки! – поздравляет нас с открытием: Gluck, für euch, für Erofnung![15] Марлис, ошарашенная, роняет вилку, Glück, а не Gluck! – кричит она, Glück – это шикарная барышня в подвенечном платье, а Gluck – толстая деревенская баба. Мы с Номи немного растерянно улыбаемся, благодарим Драгану за поздравление, а Кристель поднимается, чтобы сварить всем нам кофе, – пора начинать работать.

Так как сегодня мы работаем в удвоенном составе (ну, кроме официанток), то особого напряжения не ощущается и в обеденное время; Анита, та вообще к обеду только разогрелась и с некоторым удивлением замечает, да, сегодня работы что-то не так много, как бывало раньше, не пришли, видно, некоторые постоянные посетители (Кристель высказывается в том смысле, что понедельник всегда такой, день раскачки, известно), вот и порция салата, говорит Анита, меньше, чем у Таннеров, хотя цена такая же, конечно, добавляет она, это я не от себя, а от имени посетителей; и надо сказать, с самого первого дня, решительной походкой, в своей едва прикрывающей колени юбке, двигаясь между столиками, она передает нам все, что говорят между собой или хотят узнать посетители: герру Лёйтхольду, например, кажется, что кофе не такой крепкий, как был у Таннеров. Кто это – герр Лёйтхольд? Да вот он, сидит в углу. Кофе у нас такой же крепкий, говорит Номи, можешь это спокойно передать герру Лёйтхольду (у Номи и в мыслях нет понизить голос). Фрау Цвикки находит новые обои исключительно нарядными и даже торжественными, это, конечно, дело вкуса, говорит Анита. Спасибо, что ты нас обо всем информируешь, но нам не так уж обязательно все это знать, и Номи выдерживает взгляд Аниты, однако остается любезной; не понимаю я этого, вы бы слушали и делали выводы из того, что говорят гости, отводит глаза Анита; ну конечно, Анита, спасибо!