Читаем Взлетная полоса полностью

– Я, конечно, понимаю, что полк – это не академия. Возможности наши в сравнение не идут. И наш Зеленоборск – это не Москва. И трубы наши пониже, и дым из них пожиже, – собравшись с мыслями, снова заговорил Фомин. – Но веришь или нет, Михаил Иванович, никак я не могу и не хочу смириться с тем, что учим мы солдат на устаревших тренажерах и макетах. Но техники всякой учебной я сюда натащу столько, сколько потребуется. Все оборудование предельно автоматизируем. Внедрим на стрельбище обратную информацию. Нам пропускную способность учебных мест надо повысить! И вот, исходя из этой последней задачи, у меня к тебе, Михаил Иванович, самый ответственный вопрос: найдем ли мы в полку специалистов, которые помогут нам выполнить все эти благие планы? Ты пойми меня: мне не столько понадобятся рабочие руки – каменщиков, слесарей, плотников мы отыщем, – сколько грамотные головы.

– Есть головы, Виктор Степанович, – с готовностью ответил Доронин.

Фомин сразу остановился.

– Кто?

– Хотя бы Кольцов.

– Командир первой роты?

– Именно он.

Лицо у Фомина скривилось. Он сел в свое кресло и сухо проговорил:

– Почему-то не думал, что ты именно его назовешь.

– А что вы имеете против него, Виктор Степанович? – удивился Доронин.

– Наблюдал я сегодня за ним во время испытаний и должен сказать: мнение о нем сложилось не ахти! – нахмурил брови Фомин. – Ну сам посуди: мы его с заезда у вышки ждем, а он самовольно, никого не предупредив, взялся в чем-то там железнодорожникам помогать. Семин его тоже не хвалит. А ты в помощники мне его предлагаешь…

В голосе Фомина явно прозвучали нотки недовольства. Такой реакции Доронин не ожидал. Тем более что о заминке, которая произошла на танкодроме, он знал. Ему об этом сообщил начальник штаба полка подполковник Лыков. Но ведь точного срока доклада Кольцову никто не устанавливал. И следовало ли из этого делать о капитане те выводы, которые уже сделал Фомин. Лановой, с которым Доронин проработал столько лет, никогда бы не стал так спешить с оценкой человека. Доронин тоже нахмурил брови.

– Да Семин, товарищ подполковник, вообще с удовольствием сплавил бы его куда угодно. Я назубок все его доводы знаю, – сказал Доронин и махнул рукой, дав понять, что речь идет о деле совсем не простом, далеко не новом, изрядно поднадоевшем и наболевшем.

– Что же это за доводы? – с любопытством взглянул на своего заместителя Фомин.

– Наверняка сказал, что Кольцов – человек невоенный, – начал как по-писаному перечислять Доронин. – Что настоящей военной подготовки он не имеет. И, между прочим, есть в этом доля правды. Только как на эту правду смотреть. Лично я ее понимаю так: училище и академию Кольцов у нас здесь заканчивает. Наш полк для него и первый, и второй, и третий курс. Мы должны научить его армейским порядкам. А Семину никогда этого не понять. Да и не под силу ему такого, как Кольцов, чему-нибудь научить. Дело в том, что Семин – это вчерашний день армии. А Кольцов… пожалуй, даже и не сегодняшний, а завтрашний.

– Да разве Семин старый? Какой же он «вчерашний день»? Бог с тобой! – даже усмехнулся Фомин. – Ему еще служить да служить.

– Не в возрасте его беда, – возразил было Доронин. Но в это время посыльный принес чай, и Доронин замолчал. И пока посыльный расставлял на столе стаканы, немного успокоился и нашел, как ему показалось, более обстоятельный ответ Фомину. Он размешал ложкой душистый, янтарного цвета, напиток, дождался, когда посыльный уйдет, и продолжил: – Именно беда, иначе и не назову. Семин в армию пришел сразу же после войны. Таким образом, фронтового опыта он не приобрел, а высшего образования до сих пор не получил. Да, наверное, и не получит. В академию опоздал, а заочником в институт сто лет не соберется. Вот и остался без опыта и без знаний. Потому я и сказал о нем, что это вчерашний день нашей армии, ведь такие, как он, свое дело уже сделали. Или, в лучшем случае, доделывают. И вы, Виктор Степанович, это не хуже меня знаете. Они тогда были хороши, когда, окончив училища, заменили офицеров военного времени. Тех, кто с одной звездочки начинал, кто после всяких там курсов на взвод приходил, кто вырос в офицеры из сержантов, кто из запаса был аттестован и переаттестован… А Кольцов, товарищ подполковник, дело совсем другое. Прекрасно подготовлен. Командир с аналитическим складом ума. Принципиальный. Не за такими ли будущее? Вы посмотрите, как к нему солдаты тянутся! В прямом смысле готовы за него в огонь и воду!

Сказав это, Доронин снова помешал ложечкой чай и отхлебнул. Чай обжег губы. Но Доронин не обратил на это внимания. Он ждал, что скажет командир. А Фомин почему-то молчал. Доронин понял, что не переубедил командира.

За окном прозвучал сигнал «Отбой». Фомин придвинул к себе стакан и проговорил мягко:

– Во всем надо разобраться как следует. А с тобой, Михаил Иванович, мы еще не один стакан чаю выпьем… Наша совместная служба только начинается.

Глава 4

Перейти на страницу:

Все книги серии Офицерский роман. Честь имею

Похожие книги

Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия
Алые всадники
Алые всадники

«… Под вой бурана, под грохот железного листа кричал Илья:– Буза, понимаешь, хреновина все эти ваши Сезанны! Я понимаю – прием, фактура, всякие там штучки… (Дрым!) Но слушай, Соня, давай откровенно: кому они нужны? На кого работают? Нет, ты скажи, скажи… А! То-то. Ты коммунистка? Нет? Почему? Ну, все равно, если ты честный человек. – будешь коммунисткой. Поверь. Обязательно! У тебя кто отец? А-а! Музыкант. Скрипач. Во-он что… (Дрым! Дрым!) Ну, музыка – дело темное… Играют, а что играют – как понять? Песня, конечно, другое дело. «Сами набьем мы патроны, к ружьям привинтим штыки»… Или, допустим, «Смело мы в бой пойдем». А то я недавно у нас в Болотове на вокзале слышал (Дрым!), на скрипках тоже играли… Ах, сукины дети! Душу рвет, плакать хочется – это что? Это, понимаешь, ну… вредно даже. Расслабляет. Демобилизует… ей-богу!– Стой! – сипло заорали вдруг откуда-то, из метельной мути. – Стой… бога мать!Три черные расплывчатые фигуры, внезапно отделившись от подъезда с железным козырьком, бестолково заметались в снежном буруне. Чьи-то цепкие руки впились в кожушок, рвали застежки.– А-а… гады! Илюшку Рябова?! Илюшку?!Одного – ногой в брюхо, другого – рукояткой пистолета по голове, по лохматой шапке с длинными болтающимися ушами. Выстрел хлопнул, приглушенный свистом ветра, грохотом железного листа…»

Владимир Александрович Кораблинов

Советская классическая проза / Проза