Взлетная полоса

Кроме того, нелишне отметить, что у Турецкого началось профессиональное раздвоение личности… Нет, речь не идет о психическом заболевании: несмотря на последствия травм, до этого дело не дошло. Речь идет о том свойстве натуры, которое заставляет писателя постоянно подбирать в уме слова для того, чтобы наилучшим образом изобразить окружающее; актера – внимательно ловить в зеркале свое искаженное горем лицо, чтобы позднее на сцене использовать эту мимику для новой роли… Происходит, таким образом, разделение человека – и творца. Сыщик, тоже профессия творческая. Поэтому неудивительно, что Саше частенько приходилось и приходится раздваиваться. И в то время, как Турецкий-мужчина охотно поддавался чарам вдовы Легейдо, Турецкий-следователь с ледяной отстраненностью отмечал: «Да, объяснение насчет линз правдоподобно. Однако с тем же успехом оно может быть своего рода кокетством. Женщина с очень плохим зрением чувствует себя беспомощной. А мужчины склонны клевать на женскую беспомощность…»

От книг Ольга передвинулась к альбомам. Изо всех сил щурясь, вплотную придвинув к полке лицо, она силилась разобрать что-то, понятное ей одной. Турецкий выжидательно застыл рядом.

– Нет, – сдалась Ольга, – совсем не вижу. Просто вынимайте альбомы один за другим и смотрите. Вдруг что-то вас заинтересует.

Альбомы с фотографиями похожи на персональные кладбища: здесь обычно сохраняются лица людей как покойных, так и навсегда ушедших из жизни обладателя альбома, а значит, тоже все равно что умерших. В сущности, разглядывание старых фотографий – занятие, не склоняющее к хорошему настроению. В особенности чужих старых фотографий. Тем более фотографий, принадлежащих человеку, который недавно погиб.

Но Турецкий погружался в мир Легейдо не для того, чтобы поднять настроение, и не из праздного любопытства. На страницах этих саркофагов, облаченных в пестрые переплеты, могла обнаружиться разгадка преступления – и Саша, вынув один из альбомов, принялся внимательно его листать, рассматривая фотографии и подписи к ним. И все-таки, почти против воли, он продолжал украдкой посматривать на Ольгу, которая стояла рядом и выглядела трогательно-потерянно. Словно Красная Шапочка, обнаружившая, что заблудилась в дремучем лесу и где-то поблизости бродит незримый волк…

– Вам надо съездить к окулисту… или в «Оптику»… – Турецкий ни на секунду не забывал об Ирине Генриховне, но что предосудительного в том, чтобы помочь человеку, даже если человек – красивая женщина? – За линзами. Отвезти вас?

– Спасибо. Я тронута. Я же совершенно чужой вам человек.

– Ну что вы. Если я веду расследование, это не значит, что я какой-то черствый и бессердечный.

Ольга улыбнулась – и будто бледное солнце проглянуло из-за облаков.

– Хотя я и близорукая, но вижу, что вы не такой… Однако боюсь, вы мне не поможете. Мобильный моего окулиста был только у Кирилла. А я не помню телефона – только адрес. Я попросила домработницу съездить в эту клинику, записать меня на прием…

– То есть вы будете так мучиться еще несколько дней? – возмутился Турецкий.

– Я не мучаюсь, – покачала головой Ольга. – Мне так даже легче. Сижу, ничего не делаю, никого не вижу. Да и не хочу видеть. Хотя… вот с вами как-то спокойно…

Она пошла обратно к дивану, неуверенно поводя рукой в воздухе, словно ощупывая испускаемые предметами импульсы. Равнодушно наблюдать за этим Александр Борисович, само собой, был не в состоянии. Подхватив Ольгу под локоть (какая же у нее гладкая, теплая, мягкая рука!), он помог ей сесть. За что был вознагражден тихим «Спасибо». Сам примостился рядом.

– Ольга, – стараясь оправдать свое близкое присутствие, немедленно сказал Турецкий, – на этой фотографии, – он услужливо поднес альбом к самому ее лицу, – банкетный зал, Кирилл, вы и еще два человека, мужчина и женщина…

– Да-да, конечно, – Ольга не сразу сориентировалась, о какой фотографии идет речь, – это? Снимок был сделан пять лет назад, на Новый год. Это его коллеги. Исполнительный директор и креативный директор его агентства.

– Что за отношения были у них с Кириллом?

И кто из них исполнительный, а кто креативный?..

Над головой – белый потолок. Душный воздух настоян на лекарствах. Что произошло? Володя попытался повернуть голову, но застонал от неожиданно острой боли в груди. Боль в груди присутствовала, как он теперь понимал, с самого начала, потребовалось лишь неосторожное движение, чтобы вывести ее на поверхность, сделать явной для него. Боль была такой яркой и оглушающей, что Володя задохнулся и несколько минут лежал неподвижно, словно выпав из существования. Боль зарождалась в груди, но не сосредоточивалась в ней – Володя целиком, с грудью, с руками и ногами, со всеми внутренними органами, ощущал себя придатком боли.

– Что со мной? – еле слышно вымолвил он. Звук его совсем недавно мощного и громкого голоса напоминал шелест воздуха, пропускаемого сквозь пластмассовую трубочку. Однако и такой голос услышали и наклонились к его кровати:

– Очнулись? Тихо, тихо, не двигайтесь. Нельзя вам сейчас двигаться.