Он сказал это твердо, будто знал точно, что ждет его впереди. Но в голосе его Сергей услышал нотки сожаления. И он ухватился за них.
— А если все это правда, то к чему же такие крайности? Сегодня — влюблен. Завтра — знать не желаю! Ты уже не мальчик и давно должен научиться управлять своими поступками. Да и взвешивать их надо критически. Думал ли ты: а все ли уже сделано, чтобы считать себя побежденным?
— Не думал.
— Почему?
— Не хочу.
— Глупо.
— Ты все на извилины меришь, брат, — усмехнулся Владимир. — А ведь есть еще и характер. Так вот он не велит хотеть. А велит другое: с глаз долой — из сердца вон. И если даже придется встретиться — ничего уже не повернется. Я по отношению к Ирине вел себя как полагается: не хамил, не темнил, не хитрил. Долго терпел, рта не раскрывал. Честно сказать, не вовремя сунуться со своими признаниями боялся. А когда все же сказал «да» и получил в ответ «нет», понял: мне тут не светит и, стало быть, надо делать разворот и идти на посадку.
— Мудро, нечего сказать, — покачал головой Сергей.
— Как хочешь суди, — не обижаясь, продолжал Владимир. — Но в этом деле ты мне не пример.
— Это почему же? — даже остановился от неожиданности Сергей. Он привычным жестом пошарил по карманам, стараясь нащупать сигареты. Но их почему-то не оказалось. Владимир заметил это и достал свои. Они закурили, и Сергей снова спросил: — Что же, по-твоему, я делаю не так?
— Многое, брат.
— Что именно?
— Наверно, я не все знаю. Ты для меня уже давно вещь в себе, — подумав, продолжал Владимир. — Ну хотя бы не по душе мне та неопределенность, в которой ты живешь. Я же вижу, как она тебя давит. Выжимает сильнее всякой работы. Разве это неправда?
Сергей ничего не ответил.
— Точно, брат. И ты терпишь. Мучаешься, а терпишь. А я больше терпеть не желаю. Не желаю блуждать в потемках, ждать случая, травить душу и тратить время. Меня зло берет, что я и эти-то два года просидел как на привязи. Но больше — точка, брат. Характер не позволяет… — И Владимир, решительно переступив порог, шагнул в раскрытую дверь парадного.
Сергею захотелось его остановить, но что-то не позволило сделать это. Он только посмотрел Владимиру вслед и почувствовал, как в душе у него все содрогнулось. Сергей бросил под ногу окурок, раздавил его и вошел в парадное за братом.
Глава 14
Познакомив Ачкасова с результатами первого испытания «Фотона», Кулешов больше ему не звонил и с докладами в его кабинете тоже не появлялся. И вовсе не потому, что ему нечего было показать или не о чем доложить. Но Александру Петровичу хотелось, да и надо было, во многом еще самому хорошенько разобраться и сделать хотя бы для себя какие-то определенные выводы. И в этом была его тактика: он предпочитал, чтобы звонили ему и вызывали его. Тем более в данном случае, а ему это было известно, Ачкасов, отобрав часть наиболее удачных снимков, уже на следующий день показал их Алексею Кузьмичу. Маршал авиации остался доволен ходом работы и попросил Ачкасова с этого дня регулярно докладывать ему обо всем, что будет делаться по линии «Фотона», и вообще, желательно, все интересное о результатах испытаний. Однако время шло, а Ачкасов не звонил. А Александр Петрович не терял времени даром. С Бочкаревым он разговаривал каждый день по нескольку раз, требуя подробных отчетов. Он создал для обработки снимков специальную группу, в которую включил и Юлю, и занялся скрупулезным анализом представленных ею данных. Информация, поступавшая от Бочкарева, обнадеживала. Впрочем, Александр Петрович уже по первым снимкам понял, что работа удалась. И надо было лишь довести ее до конца.
Александр Петрович скоро, почти одновременно с Кольцовым, пришел к мысли, что слабым звеном в новой системе является ее объектив, его малый угол зрения. Каждое последующее испытание, каждая очередная серия снимков укрепляла его в этом предположении. Он поделился своей мыслью с Юлей. Но она не спешила с ним согласиться.
— Еще так мало проб, а ты уже делаешь выводы, — резонно заметила она.
— Не выводы. Это лишь впечатление, причем первое, — поправил дочь Александр Петрович. — Но оно уже подсказывает мне, как усложнять испытания.
После этого он дал команду Бочкареву сфотографировать полосу с разных высот. Это задание было выполнено. Снимки были обработаны. Кулешов просмотрел их и еще больше уверился в своем предположении. И снова спросил Юлю.
— Ну а теперь что скажешь?
— То же самое. Потому что я думаю совсем о другом, — на своем стояла Юля. — Ты же знаешь, все эти снимки, все эти пленки мы используем лишь для контроля. Когда система будет полностью отработана, вся эта фотолаборатория с нее вообще будет снята. И данные мы будем получать только от дешифратора. А как ты можешь судить о нем, если мы не сделали еще ни одной пробы ни в условиях помех, ни при плохой погоде? Никак!
— Никак.
— Так зачем же ты все-таки спешишь?