-- А то, что я профан не только в балете. Не больше я разбираюсь и в собственных чувствах. Даю вам честное слово, у меня никогда не было даже простых увлечений.
-- Простых и не бывает, -- заметила Юля.
-- Ну, даже мимолетных, даже не предполагающих взаимности. Я не знаю, как их определить:
-- И не надо! -- очень мягко остановила его Юля. -- Хотя это странно. У себя в полку вы производили впечатление более сведущего мужчины.
-- Времени у меня на это не хватало. А может, не встречал таких, которые могли бы понравиться. А вы: вы совсем другое дело. Вы где-то тут, -прижал Кольцов руку к сердцу. -- Зашли и: остались: Наверное, это и есть любовь.
-- А если я оттуда уйду? -- серьезно спросила Юля.
-- Нет. Не уйдете. Никуда не уйдете! -- заверил Кольцов.
-- Бывает, что и уходят, -- сказала Юля.
-- Не выпущу! -- поклялся Кольцов.
Юля тронула машину со стоянки.
Когда они выехали из туннеля под проспектом Калинина и свернули возле памятника Гоголю в переулок, Кольцов спросил:
-- Что же вы молчите?
В конце переулка Юля повернула налево. Потом направо. И остановилась возле дома Ирины.
-- Что же вы молчите? -- повторил свой вопрос Кольцов.
-- А может, не стоит продолжать этот разговор? -- спросила Юля.
Кольцов взял ее руку и прижал к губам. Рука у Юли была мягкая, душистая, сухая и теплая. Он несколько раз поцеловал ее длинные пальцы и сказал:
-- Если так, то все ясно. Но я сделал правильно, что открылся. И помните, это надолго. Может, даже на всю жизнь:
-- Я же замужем, Сергей Дмитриевич, -- сказала Юля.
-- Это не имеет никакого значения.
-- Для вас?
-- И для вас.
-- Вы большой ребенок, -- ласково улыбнулась Юля. Но руки своей не отняла. -- Расскажите лучше, как идет у вас работа.
-- Идет.
-- Это хорошо: Вы довольны?
-- Я люблю вас!
-- Я верю. И не надо больше об этом, -- попросила Юля.
Но Кольцова уже нельзя было остановить.
-- Милая! Родная! -- тихо проговорил он дрогнувшим голосом. -Поговорите со мной. Ведь я скоро уеду. Сделаю этот дурацкий доклад - - и уеду. И возможно, никогда-никогда больше не увижу вас. А ведь вы для меня единственная. Второй такой нет на всем белом свете. Мне, я думаю, повезло не меньше, чем Рею Девису.
(Рей Девис - американский ученый-физик)
Юля засмеялась:
-- Такого мне еще не говорили.
-- И тем не менее никому ведь больше не удалось поймать нейтрино. А вы знаете, когда я понял, что назад для меня хода нет?
Юля не ответила.
-- Уже тогда, когда встретил вас на станции. А когда вы полоскались в саду, мне показалось, что я брежу, -- вспоминал Кольцов. -- Я до сих пор помню все до мелочей. Сад был черным. Окно светилось желтым. Вода в бочке поблескивала синим. А туман стелился, как грушевый цвет.
-- А вода в кадке была удивительно мягкая! -- вспомнила Юля.
-- А меня хозяйка потом ругала, почему я у нее теплой воды не попросил.
-- Я совсем тогда не озябла.
-- И это помню. Я стоял рядом с вами и чувствовал ваше тепло. Вы вообще тогда были ближе ко мне.
-- Тогда все было естественно. И в саду. И на танкодроме.
-- А теперь?
-- Вы тоже стали другим. Вы считаете, что у вас теперь появились права. Я это почувствовала. И мне, очевидно, не надо было с вами встречаться. Но в таком случае я потеряла бы вас из виду. Не могла бы следить за вами. А я боюсь за вас.
-- Что?
-- Мне кажется, что вы перестанете работать. Плохо подготовитесь к докладу. Почему вы назвали его дурацким? Вы должны сделать его на самом высоком уровне. Вы даже не представляете, как он вам нужен!
-- О чем вы говорите?
-- О вас, Сергей Дмитриевич. И очень прошу вас: забудьте сейчас обо всем. И обо мне в том числе. Займитесь только подготовкой.
-- И вы о том же, -- вздохнул Кольцов.
-- Почему "и вы"?
-- Я вам уже сказал -- работа идет, -- уклонился от ответа Кольцов. -О ней вы не беспокойтесь.
-- Значит, обещаете? -- обрадовалась Юля.
-- Обещаю, -- не очень бодро ответил Кольцов.
-- Вот и прекрасно. И не дуйтесь. Вы действительно большой ребенок. И вы еще многого не понимаете. Но я хочу, чтобы у вас все было хорошо! -сказала Юля и ласково потрепала его своей теплой рукой по щеке.
На этом они расстались. Кольцов поднялся к себе. Юля направилась в гараж. Нельзя сказать, чтобы и внутренне она оставалась такой же спокойной к признанию Кольцова, как внешне. Она очень следила за собой и ничем не выдала своего волнения. А оно было. Сердце так сладко сжималось, когда она слушала его тихий, непривычно взволнованный голос. И совершенно ей не хотелось от него уезжать. Она чувствовала, что он говорит очень искренне, смущается, тут же обижается, быстро, как дитя, реагирует на малейшее проявление участия к нему, и от этого ей было еще приятней. И еще она почувствовала, что в ее руках он может быть мягок как воск.
Когда она вернулась домой, было уже поздно. Но Игорь не спал. И даже не ложился. Сидел и читал старый номер "Иностранной литературы". Юля разделась, вымыла руки, пошла на кухню. На столе стоял ужин: творожный пудинг, сваренное всмятку яйцо, стакан молока. К пудингу Юля не притронулась. Взяла ржаной сухарь, надкусила, с удовольствием запила молоком.