Взлетная полоса

— О да! Вы, я вижу, читаете газеты! Я тоже их читаю и слушаю радио! Я не могу не испытывать симпатии к Советской России! Конечно, при кайзере у нас были некоторые затруднения во взаимном понимании, но теперь, когда мы имеем республику и вы имеете республику, нас объединяет многое. Прежде всего, общий противник.

— Кого вы имеете в виду? — посасывая трубку, спросил Томилин.

Это становилось любопытным, портье почему-то пошел на откровения. Он попросил разрешения закурить. Поставил свечу на столик, поудобнее устроился в кресле. Забросив ногу на ногу и пощелкав тяжелой зажигалкой, задымил сигарой.

«Ни один портье не позволил бы себе так свободно и независимо сидеть перед постояльцем», — отметил про себя Томилин. Руки у него были холеные, белые, с бесцветным маникюром. Из-под манжета блеснули тяжелые платиновые часы на браслетке, и это тоже было необычно: целое состояние на руке у простого служащего.

— Как авиационный инженер, вы догадываетесь, конечно, кого именно я в виду имею, — наконец сказал герр Вишневски. — Тех, за каналом… На острове.

— А откуда вы знаете, что я инженер, тем более авиационный? — насторожился Томилин.

— Это несущественно, — усмехнулся портье. — Скажем так: мне поручено некоторыми людьми задать вам один-два вопроса. Вы можете не отвечать — это ваше право. Но это дружелюбные вопросы.

— Ну, если вам так угодно… — пожал плечами Томилин.

— Почему вы сокращаете закупки первоклассных авиационных моторов «либерти», «фиат», наших «мерседес-бенц»?

— Может быть, потому, что у нас уже имеются свои первоклассные моторы! — улыбнулся Томилин.

— Но это невозможно! — вырвалось неожиданно и быстро у побагровевшего Вишневски.

— Что вам от меня нужно? — с досадой спросил Томилин и быстро встал.

— От вас? — портье тоже поднялся, — Предположим, я представляю интересы некоторой моторостроительной фирмы, которая желала бы установить с вами прямой коммерческий контакт и надеется на то, что вы оцените превосходные качества их нового авиационного мотора… Им кажется, что вы имеете некоторое значительное влияние и сможете доказать, что именно при этих моторах ваши конструкции будут выгодно отличаться от прочих! Если это произойдет, то ни одна сторона не окажется без выгоды…

— Но я не уполномочен вести переговоры ни с какими фирмами! Честь имею! — сухо поклонился, сердито фыркнув, Томилин. — И включите, пожалуйста, свет…

— Это не затруднительно! — Вишневски быстро снял колпачок с выключателя, разъединил проволочки, завинтил колпачок, поклонился и вышел.

Юлий Викторович задумался. Черт их разберет, может быть, действительно предложение обычной коммерческой сделки? Но что-то ему подсказывало, что это не так.

Он быстро просмотрел свои бумаги, записную книжку — все было на месте. Это успокоило, хотя фальшивый портье вызывал смутную тревогу. Немецкая разведка подбиралась к новым маркам наших машин. Во время войны германское командование не раз пыталось узнать о последних модификациях «Ильи», но так и не узнало. Одно лишь и смогли тогда сделать немцы — это скопировать старый образец со сбитого ими единственного «Муромца». Их авиазавод во Фридрихсгадоне выпустил несколько тяжелых машин-копий. Фирма же Виккерса в Англии, получив чертежи из Петрограда, успешно строила того же «Илью», но под другим названием.

А «Чибиса» выпускать прекратили. Сконструировали всего шесть машин, хотя Томилин и пытался доказать, что самолет при небольших доделках можно было бы довести до быстроходного истребителя сопровождения для тех же «Муромцев». Ляля тогда многого не понимала. Пожалуй, она и до сих пор не хочет понять существа дела. Он вовсе не собирался отбирать у Модеста его славу, ему просто было жаль почти законченную прекрасную машину. Если бы он не спас после бегства Шубина самолет, его бы, в лучшем случае, продали с торгов. А скорее всего, и в торги бы не успели пустить. То, что он увидел спустя две недели после исчезновения Модеста, мало походило на самолет: мотор уже кто-то из кредиторов снял, обклейка была наполовину ободрана, исчезли дутики-колеса и гибкие тросы управления. Мастерская была закрыта и опечатана, он сам попал в нее через разбитое окно.

За ночь, при свече, боясь затопить печь, в замороженных стенах, обдирая пальцы гаечным ключом, он отчленил от фюзеляжа крылья и хвостовое оперение, снял стойки шасси. Днем нанял две ломовые телеги и грузчиков, открыл ворота на задах мастерской и перевез аэроплан в сарай, арендованный близ Комендантского аэродрома.

Ни расчетов, ни чертежей «Чибиса», сделанных Модестом, он не нашел, и делал их заново, исходя из уже построенного. Нанял мастеров, снял деньги с банковского счета. Помог и отец. Он же по адвокатской дотошности и советовал часто по существу дела. Пресек его попытку представить военным аэроплан как их совместную с Модестом работу.