Взломанное будущее

Наверное, будь я человеком, то расстроился бы: слишком уж обычная работа. То ли дело полицейский, или бармен, или сотрудник медицинского центра, как другие андроиды из первой экспериментальной четвёрки! Целыми днями – на виду, в гуще событий, а возможности какие! Не то что я, запертый в невзрачном офисе с тремя десятками других работников.

Человек бы расстроился. Я не расстроен – не умею.

Для меня все работы хороши и все профессии важны, и писать рекламные тексты ничуть не хуже, чем собирать смартфоны на заводе. Именно этим я занимался последний год. Корпус синий, корпус красный…

– На заводе в цехах работали только андроиды, да? – спрашивает Алиса, поправляет выбившуюся из-за уха светлую прядку. Блестит бледно-розовый лак на узких ногтях.

Я придаю лицу выражение вежливого внимания. Зачем она спрашивает, если сама прекрасно знает? Ведь это её проект.

– Тебе поначалу может быть трудно с людьми, – она говорит смущённо, как будто мне уже действительно стало трудно и будто это её вина. – Этот эксперимент, совместная работа человека и андроида, затрагивает несколько сфер. В первую очередь – не профессиональную, не интеллектуальную, а социальную. Понимаешь?

– Нет, – отвечаю я, и она так морщит лоб, словно я не угадал с ответом. – Ты имеешь в виду, что это им может быть трудно со мной?

Алиса улыбается, и её губы отчего-то дрожат.

– Я уверена, что всё будет замечательно!

* * *

Офис – совсем не то же самое, что сборочный цех. Не только с виду – организационно. Я привык, что работа спорится целую смену без перерыва, а задачи всегда одни и те же: корпус синий, корпус красный.

Здесь не так. Здесь сложно понять, кто и когда работает. Сотрудники ходят от кабинета к кабинету, стайками носятся между курилкой и столовой, обсуждают всякие вопросы, не связанные с работой.

Спорят с нашим начальником, Сан Палычем. Говорят: «За такую зарплату пусть делают сами» или «Это вообще не моя работа». Сан Палыч слушает их, кивает седой головой, складывает руки на большом животе и гудит что-нибудь примирительное.

Мне определяют место в небольшой комнате, где уже работает молодой парень по имени Кирилл. Он всегда ходит в светлых джинсах и футболках с разными надписями, в ушах у него «тоннели», на руках – татуировки, а в глазах – пустота, словно он смотрит на тебя, но видит что-то иное.

Меня он принимает спокойно, с рассеянной улыбкой. Сан Палыч говорит, что Кирилл – «гений, но лентяй».

Другие коллеги ведут себя странно. Меня всё время толкают, норовят пнуть под колено на лестнице и называют «жестянкой», хотя во мне нет ни одного жестяного элемента.

Я не понимаю, чего хотят добиться коллеги и почему ведут себя так.

Несколько раз кто-нибудь из них подходил ко мне сзади, думая, что подкрадывается, и применял электрошокер. Однажды на дверь поставили ковш с водой.

Я уверен, что подобные поступки не являются обычными – в мою голову заложен свод моральных и поведенческих норм, типичных для этой местности. Он помогает понять, что что-то идёт не так, но не отвечает на вопрос о причинах поведения коллег.

* * *

– Людям нравится ненавидеть, да? – спрашиваю я Алису на нашей еженедельной встрече.

Если бы я был человеком – я бы недоумевал, а может, злился или впал в отчаяние, но я не человек. Я просто пытаюсь разобраться. Наверное, Алиса предвидела это, когда говорила, что мне может быть трудно.

На самом деле мне не трудно. Мне непонятно, но это не отражается на моей работоспособности.

– Ненавидеть? – похоже, её растерянность искренняя. – Почему ты так решил?

Уместно изобразить задумчивость, и я придаю лицу соответствующее выражение. Возможно, это не имеет смысла в присутствии Алисы, которая всю жизнь работает с андроидами. Но мои скудные познания в психологии человека позволяют предположить, что адекватная случаю мимика и жесты всё-таки полезны. Они оживляют разговор.

– Люди очень охотно проявляют негативные эмоции. Агрессию разных форм. Нетерпимость, раздражение. Всё это – как маленькая ненависть. Разве люди поступали так, если бы им не нравилось?

– Тебя кто-то обижает? – осторожно уточняет она.

Ну вот и вся польза от моей уместной к случаю мимики. Как будто Алиса не знает, что меня нельзя обидеть.

– Я хочу понять. Понять, что движет людьми в их жизни. Что двигало всем вашим видом в процессе эволюции.

– Любовь, – говорит Алиса с таким чувством, что можно не сомневаться: она действительно в этом уверена.

* * *

– Ну что? – лениво цедит Кирилл и высовывается из-за монитора так, чтобы я его увидел. Сам он на меня не смотрит – следит за изображением на экране, дёргает мышью. – Как тебе люди?

Уместно было бы пожать плечами, но поскольку Кирилл на меня не глядит – обхожусь без телодвижений.

– Тревожные, ленивые, совмещающие несовмещаемое.

Кирилл так улыбается, словно я сказал что-то приятное.

– Почему несовмещаемое?

– Потому что каждый человек якобы знает, что должны выбрать другие, – я беру со своего стола толстую пачку рекламной полиграфии, которую выдал мне Сан Палыч.