Взломанное будущее

Поэтому наши геронтократы из Пирамиды и послали меня сюда, на наше подпольное предприятие. Здесь, в изолированных дьюарах с исходным материалом для биопечати ещё могли оставаться чистые запасы стволовых клеток. Состояние пренебрежимого старения требует много строительного материала.

Вот только всё, что удалось здесь найти, оказалось заражено Красным Кодом.

Оставалось только прижечь эту гниющую рану раскалённым железом.

И я, уходя, залила там всё напалмом с белым фосфором.

Но прежде проверила склад вторичного сырья.

Там я её и нашла. В карантинном боксе, за спиралью из квазиживой колючей проволоки. Она сидела одна, среди трупов, в здоровенной пластиковой клетке для животных, обняв себя за ноги. Дрожала, стучала зубами, моргала огромными глазами. Живая.

Вождь ополченцев пожал плечами и сказал, что, наверное, её поймали где-то в пустыне браконьеры и привезли сюда, продавать на переработку. Кто там считает этих бушменов? На них даже чипов нет.

Миниатюрная девочка из Калахари, изящная и блестящая как статуэтка, отлитая из глубоко чёрного кондуктивного пластика. А дети будут, как я, белыми. Стильно получится.

Я сама внесла её в реестр панафриканских трудовых ресурсов и наняла на стандартный контракт.

– Да уж, – с сомнением пробормотал Татлин, разглядывая моё приобретение через тактическую камеру у меня на зрительном нерве. – Люди, чистые телом и душой. Я уж думал, что таких больше не водится.

– Она будет отличной мамочкой, – сказала я, отправляя запрос на выдачу моего генного вклада из банка Пирамиды. Оплодотворить её я решила сразу, как только вернёмся. Ещё надо будет поставить в план сомнального изучения язык!кунг. Узнаю хоть, о чём она там щёлкает…

– На твоём месте я бы так не спешил, – задумчиво произнёс Татлин.

– Да иди ты, – довольно послала я его.

Временами, я без дураков, горжусь тем, что делаю. Наш культ отложенного деторождения – шанс для современной женщины победить в тяжелейшей конкурентной борьбе с корпоративным патриархатом, а я сама такая же, сама храню в Пирамиде свои яйцеклетки, в сладком предвкушении инвестированного детоводства.

Однажды, очень давно, ради блестящей карьеры мне пришлось отказаться от овуляции и заморозить двадцать моих яйцеклеток в надежде на счастливое будущее. Вот и пришла пора разморозить прежние надежды и заняться детьми.

Вскоре мы уехали оттуда. Её я забрала с собой.

Вы понятия, наверное, не имеете, как теперь сложно найти чистую суррогатную мать.

* * *

И вот, когда я уже была готова собрать плоды своего шестидесятилетнего каторжного труда, культ выкинул меня из Пирамиды.

Я сама дала им повод.

Манипуляторы медблока отняли прежнее деловое лицо, положили на холод, приставили привычное. Части моего боевого тела отнимались одна за другой, новое тело строилось как здание, сеть интерфейсных стыков изящным техноузором украшала стыки между модулями моей домашней бодимодели.

Вот она я. Старая змея в новой коже. Мой личный бодикойн скрупулёзно вёл отметки всех замен органических блоков. Мой неуничтожимый сертификат на идентификацию. То, что осталось мной после сотен пересборок, – по сути, теперь только вот этот протокол, строчки перекрёстной базы данных, соглашение об этом с другими людьми.

Бодидрайвинг – последствие ранних геронтократий, когда вопрос замены органов постаревшего тела встал крайне остро – невозможно заменить шесть, семь, восемь сердечных мышц подряд, не нанося тканям необратимых повреждений. И тогда был разработан иммуносупрессорный органический интерфейс, сделавший архитектуру человеческого тела открытой.

Самое интересное началось, когда буйные дети геронтократов дорвались до технологии и появилось буйное и безмозглое племя бодидрайверов. Уж я-то знаю. Я сама родом из того безумного поколения. Да и Татлин тоже. Давно это было.

Модные бодисборки, подпольные уникальные модификаты, коллекции из органов, завоёванные в личных поединках, идиотские коллективные конструкции, вплоть до легендарной человеческой многоножки – добром это, конечно, не кончилось. Оторопевший Кризисменеджмент постарался загнать технологию в подполье, запретить и ограничить впоследствии. Нашими оазисами стали Пирамиды генных банков.

От той меня, урождённой, давно ничего не осталось, клонировать даже нечего, исходный генный материал затерялся в десятилетиях. У меня ничего не осталось кроме пары десятков замороженных яйцеклеток.

Стоило мне перестроить себя из боевой формы в корпоративную, как тут же они меня и взяли. Отрезали связь, прекратили все полномочия, отменили доступ. Потом явился Татлин лично – конфисковать прочее корпоративное имущество.

– Лора, поверь мне, – угрюмо сообщил Татлин. – Это не моя идея.

– Да ты что, – поразилась я, разглядывая два киборгизированных шкафа с пулемётами, с которыми он меня встретил на выходе из медблока. Уважают меня тут. Или боятся, что один хрен.

– Не надо было изымать вклад, Лора, – добавил Татлин. – Не стоило глупости делать.