Взломанное будущее

Я подавила тяжкий вздох, обвела взором нависающее пространство. Мало кто помнит, что Пирамида, это не потому, что в ней жизнь вечная, как та, что грезилась фараонам. А потому, что это жертвенник, вроде пирамид ацтеков. Автокровопускание на новом технологическом этапе. Человек должен страдать даже в недрах до предела гедонического бесстрастного, застывшего в янтаре пренебрежимого старения, раз уж мироздание оставляет нам такую возможность.

Или быстро окажемся неотехнологичными мумиями, жаждущими живой плоти.

– Лора, – произнёс Татлин у меня за спиной, – я хотел бы объясниться.

– Да ты что? – Я резко повернулась к нему. – Ну, давай, попробуй. Объясни мне, какого чёрта ты обрюхатил мою мамочку? И что нам с этим делать, тоже объясни. Какие у тебя есть идеи? А?

– Это твои дети, Лора. Двойняшки.

Чего?

Я, онемев, только и смогла показать пальцем на себя, потом на мамочку.

– Да, – подтвердил Татлин. – Часть яйцеклеток погибла за время хранения, часть не прижилась. Я уж думал ничего совсем не получится, их и так было мало, но нам повезло, пара замечательных детишек растёт, всё удалось.

– Так, стоп! – выпалила я. – Кто отец?

– Я, – после короткого молчания ответил Татлин.

– Да ты охренел совсем!

– Я думал, ты умерла, это было в память о тебе, от тебя же больше ничего не осталось, только несколько яйцеклеток…

– Да это изнасилование, мать твою! – завопила я.

– Да ладно, тебя даже рядом не было… – удивился Татлин.

– Изнасилование! Хрен с ним – косвенное, да плевать! С чего ты решил, что право имеешь? Я не хочу общих с тобой детей! Ты позволил меня убить!

– Дети уже есть, Лора. Других же больше не будет.

– Да я тебя сейчас грохну!

– Так! Спокойно! Держи дистанцию, оставайся там, где стоишь. Лора, стой! Да чтоб тебя!..

Я, не размышляя, бросилась вперёд. Я его разорву! Я не буду делить с кем-то моих детей! Они мои и только мои!

Но тут мамочка у костра одним движением согнула лук и отпустила стрелу, которую держала на своей тетиве, и заточенный электрод с хрустом воткнулся мне в горло. Голову дёрнуло, по коже побежали мурашки, вздыбились отсутствующие на коже волоски, – это из размазанного по электроду силиконового коммуникационного процессора, вынутого из чьего-то черепа, копироваться в мой кровоток Красный Код.

– Родня ругается, потом мирится. Жизнь идёт, – довольно прищурившись, произнесла девчонка на своём щелкучем!кунг…

Убила бы.

Мы уходили дальше в пустыню. За нашими спинами Пирамида медленно тонула за песками удаляющегося горизонта.

Татлин нёс мамочку на могучих плечах, как двуногий верблюд. Я следила за горизонтом через камеру на его зрительном нерве, и то, что от меня ещё осталось – а осталось немного, болталось в пластиковом низкотемпературном контейнере на поясе девчонки, рядом с флягой и бусами из семян тутовника.

В маленьком и, судя по последним событиям в мире, небогатом хозяйстве нашей мамочки всё сгодится, даже моя дурная голова, оставшаяся после разрушения Красным Кодом остального тела…

Татлин опять меня спас. Натурально оторвал мне голову и на ручной реаниматор насадил.

– Я их прятал, пока было можно, – рассказывал Татлин, широко шагая по песку. – Но всё очень быстро покатилось к чёрту. А когда начались смерти уже в совете акционеров и пустили на органы простых рядовых, народ вовсе разбежался. Нахрен сдался кому такой культ.

– А потом, – добавил Татлин, – когда стало заметно, все пронюхали, что в Пирамиде есть чистые живые человеческие зародыши…

Я знаю, что было потом. Они пришли за ними. За стволовыми клетками из тканей моих детей. Звери из темноты, звери, желающие жить вечно…

И он сложил из их тупых голов кольцо вокруг того костра.

Из тупых голов вроде моей.

Я тронута, Татлин. Правда. Я буду помнить, я никогда не забуду.

Я хотела рискнуть и завести детей, когда смогу быть уверенной, что огражу их от тех ужасов, что пережила и творила сама. Дать им лучшее, перемешать гены, найти другой выход.

Так и будет. А всё потому, что мамочка – ходячая замена плаценты, которой у меня никогда уже не будет, хотела их ещё сильнее, чем я.

– Стрела с Красным Кодом, – пробурчала я. – Это не честно.

Девочка-бушменка только щелкуче захохотала:

– То-то ты его почти убила, старуха. Спасать надо было. Ну и хорошо. Я согласилась породниться с вами, люди из кусочков, потому что вы сильные, – мамочка вздохнула. – А мои дети должны быть сильными, чтобы их уже никто не смог увести на завод.

– Ну да, – буркнула я.

Вот как всё повернулось. Она оказалась ему ближе, чем я. И детям моим тоже. Значит, это мне придётся пострадать.

Может, когда-нибудь, через много лет, меня отпустит, и я смилуюсь, прощу себя. Соберу себе новое тело и отпущу себя с миром. Но не сейчас. Не скоро. Человек должен страдать. И я – за всех.

А сейчас мы идём в Калахари. Жить. Растить детей.

Похоже, однажды на старости лет я всё же стану бабушкой в большой счастливой бушменской семье.

Ну, иногда ещё очень хочется отложить яйца. В песок, на дне медленной и тёплой тропической реки.

Владимир Венгловский Крэш