Взломщик, который изучал Спинозу

– У меня избыточный вес. Говорят, это сказывается на сердце. На сердце я пока, слава Богу, не жалуюсь, но вот ногам тяжело. Вот они и дают о себе знать. Но не важно, лучше вернемся в тринадцатый год... В то время на Монетном дворе в Филадельфии служил некий джентльмен по имени Сэмюэль Браун. Вскоре он уволился и переехал в Северную Тонаванду, предместье Буффало. Там он поместил в газетах объявление, что купит пятицентовые никелевые монеты с изображением головы статуи Свободы чеканки 1913 года. Само собой, никто о таких никелях и слыхом не слыхивал. Немного погодя мистер Браун пускает слух, что ему удалось приобрести пять таких монет и что это – единственные экземпляры. Вы, конечно, догадываетесь, как он их заполучил?

– Унес с завода, – сказал я. – А объявление о покупке дал, чтобы правдоподобно объяснить, как они к нему попали.

Абель кивнул:

– И для того, чтобы придать им ценность в глазах публики. Тебе знакомо такое имя – Э. Г. Р. Грин? Полковник Эдгар Грин? Он сын Хетти Грин, знаменитой колдуньи с Уолл-стрит. Так вот, когда он вступил в права наследования, то пустился во все тяжкие, потакая своим капризам и прихотям. Одной из таких прихотей была нумизматика. Причем ему было мало одного экземпляра редкой монеты. Ему хотелось иметь их все. Поэтому он купил у Сэмюэля Брауна все пять никелей с головой статуи Свободы выпуска 1913 года.

Он хранил их всю жизнь и очень гордился ими. После смерти Грина его имущество было разделено и попало в разные руки. Монеты оказались у одного торговца, его звали Джонсон. Жил он на Среднем Западе, кажется, в Сент-Луисе или Канзас-Сити.

– Это уже не имеет значения, – вставил я.

– Может быть, и не имеет, – согласился Абель. – Как бы то ни было, мистер Джонсон распродал их поодиночке пяти разным коллекционерам. В это самое время другой коммерсант из Форт-Уэрт, Б. Макс Мель, сделал никели выпуска 1913 года самой знаменитой редкой монетой в стране. Как ему удалось это? Очень просто. Предложением купить ее. Он помещал где только можно объявления, предлагая пятьдесят долларов за экземпляр. В объявлении намекалось, что любой гражданин при удаче может обнаружить у себя в кармане среди горсти мелочи заветный пятицентовик. Делал он это для того, чтобы привлечь покупателей к каталогу раритетов, который он продавал. Не сомневаюсь, что он хорошо заработал на своем каталоге, но главное – определил судьбу никеля образца 1913 года. Ни одна американская монета не удостаивалась такой рекламы, как эта. Даже те, кто ничего не смыслил в нумизматике, знали, что никель с головой статуи Свободы чеканки 1913 года – ценная штука; это знал каждый ребенок.

Не знаю, как насчет каждого ребенка, но я действительно это знал: помню объявления, о которых говорил Абель, они еще появлялись во времена моего отрочества, и я был одним из тех наивных дурачков, кто выписал себе злосчастный каталог. Но никто из нас, мальчишек, не нашел у себя в кармане заветного никеля – просто потому, что его не могло там быть. Зато многие мои приятели начали собирать монеты, пополнив ряды фанатов-коллекционеров. Другие сделались ворами и стали искать богатство в чужих карманах.

– Ценность этой монеты, – продолжал тем временем Абель, – не поддается логическому объяснению. В лучшем случае это пробные экземпляры, в худшем – чей-то розыгрыш, граничащий с преступным действием. Так или иначе, красная цена ей – несколько тысяч. Далее, в 1881 и 1882 годах Монетный двор подготовил несколько новых моделей пятицентовиков из разных сплавов и с разными изображениями, но ни одна из них не была принята к производству. Интересные монеты, не менее интересные, чем наша, но сегодня они идут примерно по пятьсот долларов за штуку. И наконец, в 1882 году – перед массовым выпуском нашего никеля – была отчеканена пробная партия из того же металла, с теми же изображениями и легендой, но с указанием года. Очень редкая монета! По всем статьям она должна бы цениться выше никеля тринадцатого года хотя бы потому, что выпущена на законных основаниях. Тем не менее ее можно купить за пару тысяч, да и то, если найдешь желающего продать.

По лицу Каролин было видно, что она взволнована, и я понимал ее состояние. Если монета, за которую дают пару тысяч, попадает, так сказать, в низшую лигу, то мы со своим никелем играем в высшей. Она чувствовала, что нам повезло, но не знала, крупно повезло или нет, и ждала, когда Абель это скажет.

Однако Абель не спешил. Он взял тарелку, доел пирожное, потом взял чашку с кофе. Каролин налила себе еще арманьяка, отхлебнула, подождала, пока он допьет кофе, опорожнила бокал и, уперев руки в бока, сказала:

– Да не тяни ты, Абель! Сколько она стоит?

– Не знаю.

– Как это не знаешь?

– Так и не знаю. Никто не знает. Может, она годится только для счетчика на стоянке. Зачем ты притащил эту штуку мне, Бернард?

– Мне казалось, что монета тебя заинтересует, Абель. Если нет, я возьму ее домой.

– И что будешь с ней делать?

– Машины у меня нет, так что в счетчик не брошу. Может быть, просверлю в ней дырку, и пусть Каролин носит ее на шее.