Он вышел из дома в половине шестого утра, переехал Бруклинский мост и направился к автостраде Бруклин — Куинс. Леонора Хиггинс, уверенная, что с часу на час ее ждет награда за тяжелый труд, следовала за ним неотступно. Машин было немного, и она могла позволить себе держаться от него подальше, не опасаясь, что Мудроу исчезнет из ее поля зрения. Но, когда она представила себе, что в последний миг потеряет его из виду, по спине пробежал холодок. Она по-прежнему держалась на расстоянии, но больше всего ее интересовал сегодня один вопрос: когда ей следует дать знать о себе?
Мудроу держал курс на Адмирал-авеню. Время от времени он посматривал в зеркало заднего вида, но маленький коричневый «плимут», похожий на тысячи таких же «плимутов», колесящих по городу, как и надеялась Леонора, не привлекал его внимание. Он не заметил слежки ни на автостраде, ни на улицах, даже когда ей пришлось обогнать его после того, как он припарковался. Как Мудроу не приходило в голову, что дни напролет его сопровождает негритянка, агент ФБР, так и Музафер не мог представать себе, что обычный коп проникнет в его дом через окно в ванной.
Сержант поднялся наверх, подошел к двери квартиры 2Н и, убедившись в том, что она открыта, вошел. Пробыл он там недолго, и то, что он увидел, вполне его устроило: однокомнатная квартира, грязная, мебель ветхая. В комнате стояла скрипучая кровать — набор пружин с тощим матрасом, — кухонный стол, несколько стульев, стандартный набор кресел и торшеров. Мудроу проверил, есть ли в квартире вода, свет и газ, и поехал в ресторан «Метрополитен». Он поставил машину рядом с автобусной остановкой напротив магазина, приготовил значок на случай, если полицейский сгонит его с неположенного места, и приготовился ждать.
Он не сомневался, что она появится, как обещал Джордж Халукакис. У него было ощущение, что он уже много раз приезжал сюда, репетируя все события этого решающего дня. Осматриваясь, он узнавал эту улицу, Метрополитен-авеню. Выцветшая вывеска на грязной витрине типографии, неоновая реклама магазина видеотехники (витрина была закрыта стальными жалюзи, которые поднимались в те часы, когда магазин работал, и опускались в конце рабочего дня) — все было знакомо, как утренняя перекличка в седьмом участке. Он вдруг подумал о том, что в его жизни ничего подобного никогда не происходило. На секунду ему показалось, что нечто недоступное пониманию, не поддающееся определению всей тяжестью навалилось на него. Чтобы избавиться от этого ощущения, он оставил машину и зашел в магазин напротив выпить кофе.
Два корейца, мужчина и женщина, ругались за прилавком, перестреливаясь тирадами на родном языке. Хотя он понял только одно слово — «касса», которое повторял мужчина, — набежавшая внезапно злость успокоила его. Он как-то отстраненно наблюдал за тем, как мужчина поднимает кулак, словно собираясь ударить женщину.
— Хватит! — Они оба замолчали. Моментально. И Мудроу почувствовал себя уверенно. — Не сделаете ли мне пирожок с маслом? Я полицейский и страшно хочу есть.
Спустя двадцать пять минут, точно по расписанию, Эффи Блум притормозила свой старый «бьюик» и вошла в магазин. Было шесть сорок пять утра. Мудроу ждал на улице, глядя на нее, как змея на крысу, и ожидая, пока та выйдет. Он был джентльменом и, как всегда, открыл перед дамой дверь, услышав в ответ вместо обычного «спасибо» ругань, которая прекратилась, как-только он приставил к ее голове дуло своего пистолета 38-го калибра.
— Угадай, что я тебе скажу, — сказал он, срывая сумку с ее плеча. — А скажу я, что тебе конец пришел.
Утро было теплым, влажный воздух обещал жаркий день. Эффи была одета в широкие джинсы и мужскую рубашку цвета хаки: оттопыренных карманов не было, значит, не было и оружия. Все же Мудроу ткнул ее лицом в кирпичную стену и провел рукой по телу в поисках ножа, бритвы, газового баллончика, которые всегда легко спрятать. Он думал, что она попытается бежать, но Эффи — Мудроу скрутил ее за руки — безропотно позволила затолкнуть себя в «бьюик». Она не сопротивлялась, и когда он пристегнул наручниками ее руку к своей. По правде говоря, она не ощущала ни злобы, ни отчаяния.
Однако несколько удивилась, когда увидела, что они подъехали не к участку, а к какому-то кирпичному дому в нескольких кварталах от магазина. На допросах она бывала не раз, и обычно в них участвовала целая команда профессионалов из федеральных «Красных бригад», специально для этого созданных. Но этот здоровяк был явно из городских легавых.
Они молча поднимались по лестнице: Мудроу перешагивал через ступени, волоча Эффи за собой. Ей не было страшно, ее неведение помогало сохранить ей спокойствие. Она подумала об остальных — на свободе ли они сейчас. Скорее всего. Если бы полиция настигла «Красную армию», здесь уже была бы толпа журналистов, спешащих запечатлеть событие и воздать должное властям. А полицейскому, который тащит ее сейчас по лестнице, нужна от нее информация, а уж она ему, конечно, слова лишнего не скажет.