– Нет, ни капли. Дожив до зрелых лет, я желал бы теперь вернуться назад, заново пройти свой жизненный путь и нарушать границы чаще, как это и делают более беспечные мужчины. Я не раз думал о том, как много счастливого жизненного опыта потеряно для меня из-за того, что я никогда ни за кем не ухаживал.
– Тогда почему же ты держался так отчужденно?
– Не могу сказать. Не думаю, что это было в моей натуре, возможно, обстоятельства моей жизни помешали мне. Я сожалел об этом по другой причине. Моя великая нерадивость в любви повлияла на меня необратимо. Чем старше я становился, тем яснее понимал, что никогда, ни за что на свете не полюблю женщину, если до меня у нее был возлюбленный или поклонник; и я уж отчаялся отыскать юную леди XIX века, которая была бы девственна, как и я. А потом я нашел тебя, Эльфрида, и впервые в жизни почувствовал, что моя привередливость была благословением. И это поможет мне быть достойным тебя. Я подумал сразу же: пусть у нас с тобою разное бремя опыта в других жизненных сферах, но когда речь идет о любви, то мы одинаково невинны. Что ж, неужели ты не рада слышать это, Эльфрида?
– Да, рада, – отвечала она натянутым тоном. – Но я всегда думала, что мужчина переживает множество увлечений до того, как женится, особенно если он не женился в юности.
– Полагаю, так думают все женщины, и они правы на самом-то деле, когда судят о большинстве холостяков, как я уже сказал. Но заметное меньшинство тех, кто в любовных делах проявил себя дурак дураком, не может этим похвастаться, и это заставляет их чувствовать ужасную неловкость, когда они в конце концов решаются сделать предложение. Но в моем случае это значения не имеет.
– Почему? – спросила она смущенно.
– Потому что ты знаешь еще меньше моего о любовных делах и матримониальных договоренностях, и поэтому, если я сделал тебе предложение не совсем так, как надо, ты не станешь делать ненавистных сопоставлений, мысленно сравнивая меня с другими.
– Я считаю, что ты прекрасно его сделал!
– Благодарю тебя, дорогая. Но, – продолжал Найт смеясь, – твое мнение не может считаться мнением знатока, единственным мнением, которое имеет ценность.
Если бы она ответила: «Да, это так», и хотя бы отчасти вложила в слова тот жар, что сама чувствовала, Найт был бы немного шокирован.
– Если ты когда-нибудь прежде была бы помолвлена, – продолжал он, – то, думаю, твое мнение на мой счет было бы совсем другим. Но тогда я бы ни за что…
– Ни за что что, Генри?
– Ох, я просто собирался сказать, что в таком случае я никогда бы не доставил себе удовольствия просить твоей руки, ибо невинность, полное неведение в любви – вот в чем заключается твоя привлекательность, любимая.
– Ты суров к женщинам, не правда ли?
– Нет, я считаю, что нет. Я имею право потакать своим вкусам и поцелуй свой приберегал для невинных уст. Другие мужчины, которые не относятся к моему сорту, приобретают тот же вкус, когда становятся старше, но не находят своей Эльфриды…
– Что это за ужасный звук, который мы слышим по мере продвижения вперед?
– Всего лишь гребной винт парохода… не находят своей Эльфриды, как посчастливилось найти мне. Только подумать, что я нашел такой потаенный цветок здесь, в глухих травах на Западе, – девушку, для которой один мужчина значит то же, что множество поклонников для всех прочих женщин, а поездка на пароходике по Английскому каналу для нее то же, что кругосветное путешествие!
– И ты бы, – вымолвила она, и голос у нее задрожал, – расстался с леди… если бы вы с ней были помолвлены… и потому только, что у нее был всего ОДИН поцелуй до тебя… и ты бы… уехал прочь и порвал с нею?
– Один поцелуй… нет, едва ли из-за этого.
– Два?
– Что ж, я едва ли могу с точностью ответить на такой вопрос. Несомненно, если бы я узнал, что женщина обладает слишком большим опытом в этой сфере, я бы разлюбил ее. Но давай лучше подумаем о нас самих и бросим рассуждать о «если бы да кабы».
Одним словом, Эльфрида не препятствовала своим мыслям следовать совету «в догадках утешения поищем»[179], и каждое слово Найта легло ей на сердце тяжелым камнем. После этого они долго молчали, глядя на черное таинственное море и прислушиваясь к странной песне беспокойного ветра. Когда ты отдаешься движениям морской качки на волнах, а ветер при этом не слишком жестокий и холодный, это оказывает успокаивающий эффект даже на тех, чей ум находится в крайне возбужденном состоянии. Эльфрида медленно откинулась на Найта, и, посмотрев вниз, он понял по ее тихому размеренному дыханию, что она провалилась в сон. Не желая тревожить ее, он продолжал сидеть неподвижно и испытывал сильное удовольствие оттого, что держал в объятиях ее горячее молодое тело, чувствуя, как ее грудь вздымается и опускается при каждом ее вздохе.