Взорвать «Аврору»

…Он даже вздрогнул от неожиданности, когда услышал, что кто-то открыл заднюю дверцу машины. В такси заглянул молодой, скромно одетый брюнет с военной выправкой.

– В Царский лес, – произнес он по-русски. – На улицу Стендера. Бывшая Кёльнская, – уточнил он на всякий случай.

Полковник взглянул на плохо одетого молодого человека скептически.

– По тарифу за первые 480 метров – тридцать сантимов, за каждые последующие 200 – десять сантимов…

– Я знаю, – отозвался молодой человек, садясь в такси. – Лат сверху.

Это означало, что слежки за ним не было. Шептицкий включил зажигание, мотор «Пежо» заурчал, и машина сорвалась с места.

Миновали шумный центр, свернули с улицы Бривибас на улицу Миера. Проскочили старое немецкое кладбище, где среди старинных склепов Шептицкий время от времени назначал встречи агентам Лиги. Проехали мост, переброшенный над железнодорожными путями, и слева мелькнула кладбищенская аллея, ведущая к Братскому кладбищу героев Великой войны. «Какой-то кладбищенский район, – усмехнулся Шептицкий. – Странно, почему я не замечал этого раньше?»

Мимо побежали тихие окраинные улицы, названные в честь ганзейских городов. Шептицкий любил эту часть Риги – Межапарк или, как говорили русские рижане, Царский лес, так называемый «город-сад», город будущего, спроектированный четверть века назад и застроенный красивыми особняками. Здесь город, согласно замыслу архитекторов, полностью сливался с природой, растворялся в ней. Над молчаливыми виллами шумели стройные сосны. Иногда шишки с глухим стуком падали на крыши дорогих машин, стоявших во дворах вилл.

Брюнет молча сидел на заднем сиденье. Полковник несколько раз бросал на него взгляд в зеркальце заднего вида и наконец не выдержал:

– Мы что, так и будем кататься молча? У вас, я полагаю, новости о Покровском, господин поручик?

– Так точно, господин полковник.

И это было последнее, что услышал в своей жизни полковник Шептицкий. С заднего сиденья ему нанесли стремительный и безжалостный удар шилом в шею…

Полковник откинулся назад и сделал попытку не то схватить своего противника, не то вырвать шило из раны, но вместо этого, тяжело захрипев, повалился лицом на руль. Из его горла хлынула кровь. Машина, тяжело подпрыгнув на бордюре, косо въехала на тротуар и остановилась.

– Простите, Павел Дмитриевич, – тихо произнес брюнет.

Он вышел из машины и, оглянувшись, исчез в ближайшем палисаднике. Ветви за ним сомкнулись. На пустой серой улице Стендера под мелким дождем косо застыло такси с работающим мотором.

Спустя час брюнет шел по проходному двору дома, расположенного на улице Авоту. Увидев небольшой серый «Опель», возле которого курили двое неприметных парней в плащах, он подошел к автомобилю.

– Все сделано, – коротко и совсем тихо произнес брюнет по-русски.

– Без свидетелей? – так же тихо отозвался один из парней.

– Обижаете, – улыбнулся брюнет.

– Хорошо.

В этот момент второй парень коротким сильным движением ударил брюнета ножом в сердце. Тот молча рухнул на мостовую.

– Готов, – бросил парень. – Ходу, Вася.

Оба нырнули в автомобиль.

– Поехали, – сказал второй парень водителю, и серый «Опель», осторожно объехав убитого, исчез в подворотне.

Еще через двадцать пять минут все трое вышли из серого «Опеля» в Задвинье, на другом берегу Даугавы.

Поплутав немного по плохо мощеным, невзрачным улочкам предместья, парни вышли к протестантской церкви, которая высилась над железнодорожными путями станции Торнякалнс. Здесь их ждал другой «Опель», такой же модели, но зеленый. Компания погрузилась в него, и через полчаса машина, коротко посигналив, въехала в ворота дома советского полпредства на улице Антонияс.

В полпредстве парни направились к секретарю военного атташе СССР Карлису Ланге и доложили о сделанном. Ланге поблагодарил сотрудников за службу и доложил о случившемся полпреду Лоренцу.

В металлической двери с грохотом отпахнулся лючок. Глаза часового обшарили камеру. Владимир не смотрел в его сторону, но чувствовал на себе взгляд чекиста.

А потом в камеру кто-то вошел.

– Арестованный, встать! – услышал он Дашин голос.

Он сделал огромное усилие над собой, чтобы не рвануться к ней – слепо и глупо. Поднялся, не глядя на нее.

– Можете садиться.

Даша уселась на арестантскую койку спиной к двери. Сабуров поднял на нее глаза.

Было видно, как она изменилась за эти годы. Это уже не была та восемнадцатилетняя девочка, которую он так легкомысленно и жестоко оставил на заснеженном хуторе. Вглядевшись, он увидел несколько седых волос на ее виске. «Это из-за меня она пошла работать в ЧК, – внезапно с ужасом осознал Сабуров. – Боже, неужели я погубил эту чистую крестьянскую девочку, сделав из нее вот это?!»

– Думаю, вы знаете, зачем я опять пришла к вам, – произнесла Даша. И голос у нее был другой – твердый, холодный. – В ваших же интересах подробно рассказать следствию о том, как именно вы завербовали ленинградских работников искусства и комсомольцев в свою шайку. Это ведь помреж Арнольдов и отряд Воронова помогли вам проникнуть на набережную…