Читаем Взорвать Манхэттен полностью

- Как представителя потерпевшей стороны, - подсказал я.

- Вся сложность в том, что наши официальные рекомендации исключены, а дальнейшие ссылки на нас нежелательны…

- Мне нужен выход на ответственного офицера, не более.

На лице дипломата от полиции проступило явное облегчение. Я уяснил, что отношения между американскими и российскими деятелями правопорядка непросты, их отличает натянутость и фальшь, они зависят от конъюнктуры политических игр, а он уяснил мое понимание закавык сотрудничества давних заклятых партнеров.

Полюбовавшись друг другом, мы расстались. А через час я стоял у КП российского правоохранительного департамента, дожидаясь компетентного чиновника. Судя по количеству встреч с его собратьями, сегодня я мог смело отмечать персональный День милиции.

В проходе у турникета мелькали округлые физиономии блюстителей законности.

- Вы… из посольства? – донесся вопрос.

Передо мной стоял невысокого роста крепыш с аккуратно подстриженными усиками. Карие ироничные глаза, намечающаяся седина в смоляных волосах. Человек с явно кавказскими корнями.

- Подполковник Укрепидзе, - представился он.

Я пожал его ладонь, оказавшуюся, при всей его сухости и подтянутости на удивление вялой и мягкой. Это насторожило. Такие руки, как правило, выдают двуличность натуры. Но что поделать, будем работать с тем, что имеем. Я предъявил ему свой загадочный паспорт.

В глазах опера мелькнула растерянность.

- А вы как… по-русски… это…

- По-русски я это только так, - сказал я. – Иначе бы здесь и не был. А вы что, не говорите по-английски?

- Учусь, учусь, - сокрушенно поведал он.

Неведение иностранных языков милиционером-международником меня не удивило. Я знал систему назначения нужных людей на те или иные должности. И живо представил себе диалог назначенца и кадровика: мол, ты не дрейфь, американцам мы куда нужнее, чем они нам, а потому пусть сами изучают русский, нечего забивать светлую голову чужеземной тарабарщиной.

- Сейчас я выпишу вам пропуск, - начал он, но я его перебил:

- Я только с самолета, здорово проголодался, так что – приглашаю пообедать. Тем более, рабочий день на исходе.

Подполковник не заставил себя уговаривать.

В ресторан поехали на его машине – потертом, пыльном «Опеле».

Я неплохо знаю нашу милицию и ее социальные срезы. И сразу понял, что Укрепидзе находится на должности престижной, но далеко не хлебной. О чем говорил весь его облик. Ведя американское направление, от взяток и подачек он был, естественно, избавлен, и если оказывал кому-то платные услуги, то лишь как посредник за скорбный процент. Это, собственно, я предполагал еще до встречи с ним.

На его вопрос, откуда мне столь хорошо известен русский язык, я ответил, что являюсь лицом славянского происхождения, отпрыском эмигрантов, занимался бизнесом на Украине и в Литве.

Он обратил на меня взгляд, полный снисходительной иронии, и, правильно взгляд истолковав, я, поморщившись, категорически уверил его, что к шпионажу не имею ни малейшего отношения. Подобная ремарка его сомнений не рассеяла, но вставить ее я посчитал делом необходимым, - все-таки, маленькая, но полезная заноза в его мозгу…

Усевшись за стол, я сделал заказ, и сразу же приступил к делу.

- К вам пришел запрос на некоего Жукова, - сказал я. – Это преступник, ограбивший моих родственников. И здесь я по их поручению.

- Да, но… - Укрепидзе опустил глаза долу.

- Что «но»?..

- Мы найдем его, предположим, - кисло пояснил он. – Но и что дальше? Если пойдет в отказ, начнется волокита. Виновен или нет, - попробуй докажи.

- А как насчет его экстрадиции в США?

- Российского гражданина? На моей памяти такого не было. Тут нужна самая теплая забота со стороны Генеральной прокуратуры.

- Такую заботу несложно устроить, - сказал я, прикинув финансовые возможности мистера Уитни. – Но у нас иные задачи. Этот Жуков похитил некоторые семейные реликвии. Хотелось бы их возвратить. Путем переговорного процесса. А запрос можно аннулировать хоть завтра.

Глаза Укрепидзе, по-прежнему устремленные куда-то под стол, сузились в напряженном раздумье.

- А вот горячую заботу о компенсации ваших усилий я беру на себя, - вставил я. – И условия компенсации хотел бы оговорить.

- Запрос пускай остается в силе, - откликнулся он. – Он как раз не помешает. Есть запрос, есть основания для работы. – И – выжидательно замолчал.

- Меня интересует сумма оперативных расходов, и каким вам видится гонорар, - сказал я. – Смелее, товарищ! Провокаторов здесь нет.

- Хорошему милиционеру нужна хорошая машина, - произнес Укрепидзе с уверенностью.

- Надеюсь, здесь не имеется в виду «Бентли» или «Феррари»?

- «Тоета-Королла», к примеру.

- Прекрасный выбор.

- Ну, и пятерочка на расходы…

- Пусть будет десяточка, иначе захвораете от скромности.

- Мне нравится такой подход, - сказал он. – Только есть всякие «но». За Жуковым мне придется бегать самому. Если дело пустить на волю волн, оно причалит к результату невесть когда. Или надо простимулировать еще парочку толковых ребят.

- Я тоже готов помочь, - сказал я. – Причем, на общественных началах. Не сидеть же сиднем у телевизора.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее