Читаем Взорвать Манхэттен полностью

Коллега прибыл через пару часов, забрал необходимые причиндалы, рассчитался, а Жуков, к тому времени закончивший процесс уборки помещения, смыл с себя пот, вынес на лестницу вещички и - принялся за процесс грунтовки.

Ядовитый запах химиката заполнил все пространство лестничного пролета. Находящийся в здании люд, не стесняясь в беспомощных ругательствах, хлынул на дождливую улицу, сгрудившись под козырьком здания.

Впрочем, едкий раствор в считанные минуты впитался в дерево и быстро выветрился.

Натужно пыхтя в респиратор, Жуков открыл, наконец, ведро с лаком. Лак тоже пованивал, но так, терпимо.

К вечеру зал представлял собой сияющее великолепие.

Мистер Ричард, брезгливо кривясь от остаточных химических благовоний, тем не менее, одобрительно обозрел янтарную гладь, с уважением выслушал наставление Жукова о неприкосновенности помещения в течение двух суток, а затем вручил работяге загодя приготовленный чек.

Покачиваясь от изнурительных трудов - праведных и не очень, Юра, крепко держа сумку с валютой и, как он предполагал, бриллиантами, вышел из особняка. Первым его желанием было вернуться домой на такси, но затем он решил не шиковать, да к тому же в вагоне подземки лучше думалось о перспективах, которые были весьма туманны.

Несомненным оставалось одно: в течение суток предстояло бежать из Нью-Йорка, распродав имущество.

Из вагона подземки, следующего из Манхэттена в Бруклин, Жуков позвонил Марку и Вите, предложив выкупить сегодня же и немедленно телевизор, диван, кое-что из одежды и вообще все, что понравится. Затем, прибыв по месту жительства и, от души поплескавшись в душе, достал из сумки заветную коробку.

Наступил торжественный момент, чье предвкушение достигло своего апогея. Орудуя Лориной шпилькой, Юра без труда вскрыл замок.

О, судьба с ее безжалостными ударами! Бриллиантовое зарево ожидаемых колье, перстней, диадем и всякого рода ювелирных излишеств подменял собой тускленький блеск стандартных компьютерных дисков в прозрачных чехольчиках.

Юра привычно сглотнул горькую слюну очередного разочарования.

Затем посмотрел на настенные часы. Вот и вечер настал… Заодно прикинул, что за часы долларов десять Марк отдаст без вопросов… А Марк должен прибыть с минуты на минуту.

Небрежно перебирая диски, Юра увидел, что каждый был помечен непонятной надписью на английском и датой, а на одном красно и жирно выделялось: 11 СЕНТЯБРЯ. Эта дата, знаменовавшая крушение небоскребов торгового центра, заваливших, кстати, любимый магазин Жукова - 21 век, из которого он потаскал массу замечательных вещиц, заставила его, преодолев навалившуюся усталость, включить проигрыватель и телевизор.

Диск скрылся в недрах устройства, Жуков нажал кнопку на пульте, и тут же на широком экране появились люди. Пятеро. В одном из них он тут же признал мистера Уитни. Люди сидели за огромным столом в каком-то сумрачном, хотя и роскошно отделанном резными дубовыми панелями помещении и что-то неторопливо обсуждали.

Еще два лица показались Жукову знакомыми - точно, где-то он видел этих типажей… Да по телевизору он их видел! Какие-то важные деятели…

Юра прислушался к беседе, но ничего не понял.

Американцы говорили между собой на языке, категорически паркетчику недоступном. Им различались лишь отдельные слова.

Скрипнула незапертая входная дверь, и на пороге появился Марк.

Жуков ругнул себя за невнимательность, но теперь уже было поздно.

- О! - сказал Марк, шагнув в гостиную. - Чего смотрим? - Он мельком оглянулся на экран. - Новости с секретного фронта?

- То есть? - удивился Жуков.

- Ну, как… - Марк указал на телевизор. - Бывший директор ЦРУ… - Затем осекся, прислушавшись.

Замер и Юра, постигая, что крупно и непоправимо влип. Так человек, чувствовавший себя до поры до времени здоровым и деятельным, вдруг ощущает в себе признаки начинающейся болезни - уже неотвратимой, с каждой секундой набирающей силу…

- Это чего такое? - подозрительно скосившись на Жукова, спросил Марк.

- Да кто его знает… Нашел вот… - откликнулся тот.

Марк подвинул стул, уселся поближе к телевизору. В отличие от простака-паркетчика он очень хорошо знал английский язык, благо, очутившись в Штатах, его освоение поставил первоочередной задачей.

Оба молчали. Говорили только люди в телевизоре, и с каждым их словом лицо Марка мрачнело все больше и больше.

Внезапно запись оборвалась.

- Что-то я не понял… - Марк подозрительно покосился на Жукова. - Откуда это взялось? - Он вновь кивнул на телевизор, чей экран застилала васильковая астральная синь.

- Да чего там такого-то? - с возмущенной ноткой откликнулся Юра.

- Одиннадцатое сентября помнишь? - утвердительным тоном произнес Марк. - По всему выходит, эти деятели если не устроили известное всем шоу, то были в курсе, что оно состоится. Вот так. Конечно, если запись - не хохма какая-нибудь… Так откуда кино?..

- Ну… особняк этот чудной знаешь, да? В котором паркет я кладу? - К Жукову вернулось хладнокровие. - Я же тебе рассказывал… Про этого Уитни, про «роллс-ройс» его… Короче, он - птица высокого полета. Во-от. Ну, в общем, там, в особняке этом…

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее