Взорвать Манхэттен

Затем, рыдая без слез от страха возмездия и ужаса свершенного, я запорошил песком следы, упаковал биту в пакет и, карабкаясь по камню, выбрался на дорогу, пройдя обочиной к асфальтовой пустоши, обрамленной приземистыми супермаркетами. Обтерев биту, засунул ее в набитый мусорный пакет на газоне, в другой пакет втиснул пляжные тапки, а потом добрался до пустыря, где переоделся в заранее приготовленные кроссовки и сжег злополучный дневник.

После того, как я начал учиться на кадрового разведчика, указания оперативных дисциплин о недопустимости письменных свидетельств воспринимались мною, как советы законченным идиотам, которых по определению не могло бытовать в нашем хитроумном ведомстве.

А Эрик все-таки выжил. Около месяца он провалялся в больнице, и весь этот месяц я, содрогаясь, ждал полиции, но за мной никто не пришел. Он сказал, что на него напали неизвестные хулиганы. А когда вернулся в школу, и столкнулся со мной в коридоре, то в глазах его, мутных от перенесенного страдания, вспыхнул настороженный страх и, отвернувшись, он поспешил прочь. В дальнейшем Эрик перешел в другую школу. Он не разоблачил меня, потому что уверился, что, сделай такое, будет уже наверняка убит. Таким он меня видел. И – ошибался. Отныне я боялся его куда больше, чем он меня. И пальцем бы его не тронул. А он бы мог творить со мной все, что заблагорассудится.

Ночами я рыдал в подушку от чувства вины, от своей омерзительной жестокости, и меня постоянно преследовали его глаза, залитые мукой и болью. Я был благодарен Богу, что он спас и его, и меня. Но грех убийства, пусть и не доведенного до конца, так и остался открытой язвой в душе.

Я бесконечно каюсь за это злодеяние. Всю свою жизнь. Дело того не стоило. И, главное, мною владела тогда не злоба и ненависть, а исключительно страх перед тем, что Эрик откроет мои тайны, опозорит меня и выставит на посмешище не только перед однокашниками, но, как обещал, - непременно перед родителями. А, представляя, с каким ехидством и скабрезностями я описывал их постельные фокусы, я каменел от стыда и боли… Той боли, что было суждено испытать им.

Теперь же, возвращаясь ко дню нынешнему, я задаюсь вопросом, чтобы сделал, окажись в моих руках похититель дисков?

Оставил бы ему жизнь?

Да! Я торжественно клянусь Господу, видящему нас насквозь и карающему сквозь годы и десятилетия торжествующе и изощренно, что, - да! - оставил бы жизнь этому мерзавцу, пусть только вернет мне похищенное!

С досадой сознаю, что данной клятве, вероятно, стоит последовать. Дабы не напороться на более жестокое наказание в будущем, ниспосланное свыше.

В кабинет входит осунувшийся Ричард. Его положеньицу не позавидовать!

- Шеф, это он, русский, - сообщается мне со скорбью. – Все сходится. Мне надо знать, каким образом он тут оказался.

Мне становится несколько легче. Значит, мы имеем дело с обыкновенным вором. С глупым чужестранцем, приехавшим сюда в поисках лучшей доли. И, как голодная акула, схватившим блеснувшую перед носом золотую рыбку… С разведкой русских он не связан, логика его появления здесь банальна.

Я отбрасываю страх и сомнения. Тактика поисков уже выстроилась в моей голове. Дело за исполнителями акций и отчужденностью их друг от друга, необходимую для исключения утечки информации.

От Ричарда уже ощутимо разит потом. Пот – та же моча. Отличие – меньшая концентрация.

В ближайшее время он провоняет ею насквозь.

- Так вот… Этот парень был рекомендован вами… - мямлит он.

Я впериваю в него ужасный взгляд.

- Вы, что, пришли меня допрашивать? – мило интересуюсь я, замечая, как колени его дрожат, подкашиваясь – Что же. Во-первых, не мной, а моим домоуправом, не хватало мне водить знакомства со всяким сбродом. Во-вторых, заткнитесь и слушайте. Первое. Выяснить о нем все. Адрес, телефоны, близкие родственники, круг знакомств. Распечатки абонентов. Входящие и исходящие звонки в день кражи - наиболее актуальны. Далее. Срочно поднимите данные о продаже авиабилетов. В первую очередь, - в Россию. Теперь, что касается наших взаимоотношений. Восстановление их будет возможно лишь после того, когда исчезнувшее отсюда, вернется обратно. Вы поняли?

- Абсолютно, сэр!

- Кстати, сегодня ваш первый по-настоящему рабочий день. То, ради чего вы находились здесь, свершилось. В плачевном для вас варианте. Поэтому советую в самом ближайшем будущем принести мне подходящие новости. А теперь проваливайте и займитесь своими делами!

АБУ КАМИЛЬ. ДО 11.09.2001 г.

Куратором Абу был офицер Дик Круз - сорокалетний подтянутый человек с бесстрастными манерами, вдумчивой речью и острым ироничным умом. Подчеркнуто опрятный и даже консервативный в одежде, с короткой стрижкой, скупой и точный в движениях, он безошибочно распознавался как кадровый военный, да и сам однажды ненароком признался Абу, что понюхал пороха и в Бейруте, и в Афганистане. Дик хорошо знал фарси и арабский язык, работая, как догадывался Абу, в одном из восточных отделов.