Взорвать Манхэттен

- У одной моей хорошей знакомой. Сегодня я тебя с ней сведу. Дама уже два месяца без мужского внимания. Ее приятель сидит за ограбления ювелирных лавок. Может, слышал? Там человек восемь по делу проходят… Дамочка нуждающаяся, раньше пела в ресторане на Брайтоне, сейчас списана с эстрады по возрасту. Но так, ничего еще… Денег за приют я ей подброшу. Легенда такая: у нас неприятности с ментами, надо на время запорошиться… Тема ей знакомая и понятная. Отношение к теме: привычно-уважительное. Но сразу предупреждаю: фактор материальный для нее не главное…

- Так. Вас понял, – вздохнул Виктор. – Ты ни при чем, а мне, значит, как проституту отдуваться?

- А как ты думал! Заодно отвлечешься от семейной драмы. Новые впечатления…. Это жизнь! Я уже напел ей про красавца из морской пехоты…

- А там не крокодил какой-нибудь? Как в песенке: глаза, как две смородины, а ротик, словно щель… Эх, мама моя, Родина, и где моя шинель?

- Ну, тридцать килограммов тому назад я посчитал бы ее подарком судьбы, - сказал Марк, - но и сейчас не испытываю к данной леди чувства брезгливости. На неделю тебя, судя по всему, хватит. А большего, возможно, и не потребуется.

- Почему на неделю?

- Если враг агрессивен, за неделю он себя проявит. И мы вступим в противоборство.

Длинным решительным глотком допив пиво из горлышка бутылки, Виктор принялся собирать вещи.

К ресторанной певице в отставке, Лиле Квасневской, они прибыли уже под вечер, кряхтя от тяжести увесистых пакетов с бутылками и снедью.

Откровенно изучающий взор Лили, еще в прихожей остановившийся на Викторе, говорил о вожделениях брюнетки, приблизившейся к полувековому возрастному рубежу, достаточно откровенно, и путей к отступлению с той или иной стороны не предполагал.

Застолье, призванное укрепить взаимные симпатии, было обильным и долгим. Горячо обсуждались разнообразные темы. Степень выпитого благотворно сказывалась на восприятии Виктором подувядшей эстрадной красотки. Взор его немигающих глаз прирожденного убийцы заметно теплел, останавливаясь на округлостях, призывно выпирающих из-под тугого декольте.

Со страданием в голосе Лиля поведала об утрате дружка, надолго обосновавшегося в казенных стенах узилища, даже всплакнула ненароком, но, утерев слезы, приподнято заметила, что жизнь, тем не менее, продолжается, да и вообще каждому свое…

Когда часы пробили полночь, нисколько не церемонясь, она буквально за шкирку повела уяснившего свою роль морпеха в спальню, а Марк последовал в отведенную ему комнату. Разделся и улегся в постель. Снисходительно хмыкнул, прислушавшись к характерной возне, охам и вскрикам, пробивающимся сквозь стены из соседнего помещения. Почувствуйте всю сущность междометий… В гамме доносившихся звуков ощущалась страсть и возвышенный апогей пламенной оратории.

После некоторого анализа Марк уяснил, что солирует все-таки чувственная хозяйка дома, похоже, старавшаяся и за себя, и за кавалера.

Утром следующего дня, выйдя на кухню, он обнаружил просто-таки семейную идиллию: Лиля в одной прозрачной ночнушке, едва прикрывавшей бедра, жарила яичницу, а мускулистый морпех, одетый в ситцевые трусы до колен, пил кефир, заедая его домашним пирожком.

Своим видом угасшая звезда местной эстрады ничуть не была смущена, как не был им смущен и ее новый сожитель. На мгновение смутился лишь Марк, но после припомнил, что спал с Лилькой не раз, в чем нет секрета ни для кого, а потому – чего уж тут лицемерить?

Позавтракав, Марк прилепил усы, окладистую бороду, нацепил на нос очки, укрепил на голове парик и натянул на него шерстяную вязаную шапочку. Расправил седые лохмы, свисающие на щеки. Надел тяжелые строительные башмаки и грязноватую бесформенную куртку, напоминающую просторный балахон. Сунул под мышку тяжелую трость.

Вновь появившись на кухне, вызвал своим импозантным видом оторопь у бесстыдно милующейся парочки.

- Напугал, сволочь! – взвизгнула Лиля, испуганно прикрывая ладонями тугие груди.

- Во, артист, - хмыкнул Виктор. - Натуральный предводитель бомжей.

- Иду на разведку, - сообщил Марк.

Он вышел из дома по черной лестнице через подвал, и побрел к океану, постепенно проникаясь ролью городского бродяги. В пляжной зоне Брайтон-бич и на его улочках подобных типажей встречалось немало, и публика лишь скользила по ним отчужденными взглядами, тут же отворачивая их. Вид чужого несчастья и обездоленности мало привлекателен, и каждый спешит обойти его стороной, как бы не замечая, со смесью сочувствия и эгоизма.

По пути Марку встретилась парочка знакомых, рассеянно посмотревших на него и тут же прибавивших ходу; с участливым презрением покосился на пожилого бездомного патрульный полицейский, захлопнул перед его носом дверь хозяин продуктовой лавчонки, куда он было сунулся за пивом… То есть, в образе, как понял Марк, он состоялся.

Хромыляя, тяжело опираясь на трость, он, сгорбившись словно под карой судьбы, продолжил свой путь в закоулки района, прошел мимо свалки запакованного в пластиковые мешки мусора, нырнул в тупик между гаражами и здесь, переведя дыхание, осмотрелся.