Читаем Взорвать Манхэттен полностью

Из-за угла в сотне метров отсюда, виднелся его дом. Дверь и кованая металлическая решетка, прикрывающая ее, были закрыты. Ни малейших следов постороннего присутствия. Только глухой микроавтобус, припаркованный на противоположной стороне в ряду других машин внушал подозрения. В нем вполне могли находиться «наружники». Стоило возле автобуса пройтись, хотя вряд ли чего путного это бы дало. «Наружка» в России порой вычисляется по горке окурков, выброшенных из пепельницы автомобиля под бордюр тротуара, но здесь, в Америке, курящие менты становились редкостью.

Быстрым движением Марк подлез под ветровую доску гаража, обрамленную пластиком, нащупав в пыльной нише загодя припрятанный здесь приемник. Присев за мусорными баками, посмотрел в оконце устройства, где виднелась кассета. Записанная пленка была отмотана на две трети. «Жучок», установленный им в гостиной своего жилища, был настроен на спящий режим, и начинал активную передачу лишь в том случае, если в покинутом доме появятся посторонние.

Значит, они появились. Аппаратура, вывезенная им из Союза в эмигрантском багаже, сработанная техническими специалистами еще из бывшего КГБ, в очередной раз не оплошала.

Сунув приемник в карман, он привстал и, уже не оборачиваясь на дом, побрел прочь, в сторону шумной Кони-айленд-авеню. Ноги слушались его плохо, обморочно подкашиваясь, и трость в самом деле служила изрядным подспорьем.

Вновь возвратившись к океану, он уселся под навесом, сунул штекер наушника в гнездо и, прикрыв ухо ладонью, включил воспроизведение.

Нежно зашипела пленка. Послышался какой-то звяк, затем протопали чьи-то шаги. После раздался жесткий мужской голос:

- Он куда-то уехал, причем спешно. Смотри, свежая пара носок за дверью, похоже, выпала из саквояжа…

- Тут следы срочного сбора, это очевидно, - поддакнул другой голос.

Затем тренькнул телефонный звонок. После некоторой паузы жесткий голос поведал:

- Эдди, звонил Майкл. Второго русского тоже нет, но их вчера видели, выходящими с сумками из его дома.

- На какой машине они уехали?

- Это отрабатывается.

- Похоже, у них какая-то банда…

- Разберемся! Принимайся за дело, мы все должны осмотреть.

- Ты глянь, сколько у него тут дискет…

- Складывай в сумку. Все до единой, как приказано.

После в наушнике раздались какие-то технические звуки, похоже, сыщики производили обыск в его жилище, переворачивая мебель, простукивая стены и пол.

- Здесь работает передатчик! – донеслось внезапно с интонацией испуга и гнева. – Сукин сын слушает нас!

Марк неверной рукой выключил приемник. Сердце подпрыгнуло к горлу, и тут же стремительно упало вниз, заныв болезненно.

Тяжело вдыхая упругий океанский воздух, он силой воли заставил себя вновь включить аппарат, но ничего, кроме неясных шорохов, на пленке уже не было.

Невольно стало жаль мощного «жука», штучного производства, наверняка конфискованного. Да и много чего было жаль.

Он поежился, унимая лихорадку испуга. Дошло: те, кто начал охоту за ним, легко переиграли его хитроумный, казалось бы, ход со сторожевой техникой. Вычислить радиус действия передатчика также не представило для них труда. Значит, район блокирован и набит ищейками.

Но горячие безуспешные розыски прошли еще вчера, они наверняка пытались обнаружить его неподалеку от дома. В машине, с приемным устройством в руках. Если расспросить публику, откроется, что вчера в Бруклине шерстили всех водителей без разбора. Только это уже не актуально.

Словно в подтверждение его мыслям, вдруг взвыла поблизости полицейская сирена, а после на дощатый помост набережной выкатилась бело-голубая машина.

Машина притормозила возле него; скосившись, Марк поймал на себе взгляд патрульного, - черного, с плохо выбритой злобной мордой; тот что-то сказал своему напарнику, после махнул рукой с бледной ладошкой, и машина неспешно покатила по громыхающему настилу прочь.

Мечтая об уютной квартире Лили, о кухне, куда заглядывали ветви старого дерева с золотыми осенними листьями, о покое чистенькой спальни, Марк спустился к океану и, увязая тяжелой обувью в сером песке, побрел прибрежной полосой в сторону убежища. Шансы напороться здесь на соглядатая или полицию были маловероятны. Опасность несла в себе улица, значительный участок которой он сейчас срезал. Но другой участок так или иначе предстояло пройти напрямую.

С некоторым удовлетворением он вспомнил о трех бутылках коньяка, принесенных вчера к Лиле. Две из них точно остались целехоньки.

Вынести предстоящий день трезвым было невозможно.

МАКСИМ ТРОФИМОВ

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее