Читаем Взорвать Манхэттен полностью

Мы перевалили через громадный мост, словно висевший в поднебесье над широченным проливом. Вдалеке виднелись знакомые мне по фильмам из чужеземной жизни те самые нью-йоркские небоскребы. Далее последовали проклятия Тома по поводу оплаты за проезд по мосту на обратном пути, оплаты воистину грабительской! – после чего, поплутав улочками мимо каких-то заброшенных пустырей, мы подкатили к причалу. Там радостными криками нас встретила компания из двух девиц и двух парней, одетых в шорты, панамы и просторные майки.

После краткого представления меня публике, мы взобрались на бот, скрипевший обшивкой о резину автомобильных покрышек, прибитых к заплесневелым сваям; затарахтел двигатель, и суденышко на тихом ходу минуло заводь, запруженную своими собратьями, устремившись к свободной воде.

Солнце уже стояло высоко, синь океана густела, отдалялся берег, и лишь в далеком туманном мареве голубым айсбергом выделялся словно парящий над сушей мираж Манхэттена со стекляшками сверкающих, будто спаянных между собой, высоток.

Я был захвачен и очарован красотой развернувшихся передо мною пространств: высокого гулкого неба, отороченного золотой каймой океанского горизонта, белизны суденышек на васильковой глади воды, скалистых уступов близкого острова Стэйтен-Айленд, поросшего вековыми узловатыми деревьями с пышными кронами… А когда Нина стянула с себя майку и шорты, оставшись в одних плавках, больше похожих на нитку, и я посмотрел на ее тело, словно изваянное из золотистого мрамора, то по глазам мне словно резанула вспышка электросварки.

Впрочем, через минуту, поежившись от бодрящего бриза, майку она все-таки натянула. Чему, кстати, я был рад.

Разнузданные буржуазные нравы! Они вечно вгоняют в искус.

Мне сунули в руки удочку с нацепленным на крючок крабиком, я забросил ее в воду, и буквально через минуту леска дернулась, напряглась, и, к немалому своему удивлению, я вытянул на борт небольшую серенькую акулу, забившуюся на настиле палубы.

Моя рыбацкая удача была отмечена одобрительными возгласами и открытием пивных бутылок.

Далее пошел бесконечный клев. Рыбья чешуя заструилась по палубе. Акулы, скаты, местные разновидности всякого рода кефали и ставриды…

Как мне пояснила одна из девиц, после рыбалки нам предстоял обильный ужин на свежем воздухе, ибо возле причала имелась жаровня с необходимой утварью.

Между тем заметно посвежел ветерок. Вспенились кружева барашков. Волны зло и хлестко зашлепали о борта.

- Включай дизель! - крикнул Том товарищу, владельцу бота. – Пойдем к острову, постреляем рыбу на мелководье. – Перекинув с борта металлическую лесенку с крюками упоров, он, одетый в гидрокостюм, полез вниз, к водному мотоциклу, закрепленному на кронштейнах под леерами.

Я ослепленно и блаженно жмурился на окружавшую меня благодать, переполненный восторгом и отдохновением. Это был сон. Легкий и светлый, как поцелуй ангела, уносящий прочь все мысли и горести…

И совершенно не верилось, что считанные дни назад я отплевывался свинцом от свинца в залитом кровью распадке среди трупов и стреляных гильз.

Тут-то, словно кувалдой по голове, меня оглушил густой и гневный рев какого-то могучего судна.

Я обернулся. Прямо на наш бот двигалось исполненное из тысяч тонн железа чудовище. Размером с Нью-Йорк. Скулы его бортов, сходящиеся в несокрушимый нос, были грязно-багрового цвета. Взрезаемая им волна взметалась, казалось, в небо. А видневшееся на борту скопление морских контейнеров напоминало спичечные коробки на кухонной полке. Какого-либо человеческого присутствия не замечалось вовсе, что придавало этому исполину мистическую жуть.

Я с надеждой взглянул на открытый люк, ведущий в трюм. Там, в глубине бота, вот-вот должен был ожить спасительный дизель, дающий нам возможность необходимого маневра.

Морской великан, застилавший небо своей несокрушимой тушей, взревел еще раз – долго и люто. Из всего им высказанного я отчетливо понял, что отворачивать со своего пути он не склонен, и возмущен нашим недоверием к серьезности своих намерений продолжить свое движение насквозь любого препятствия.

Из-за борта появилось испуганное лицо Тома.

- Какого черта вы там копаетесь?! – выкрикнул он в мою сторону.

Тут же из люка вынырнула озабоченная физиономия владельца бота.

- Дизель не заводится, батарея села! – донеслось злобное объяснение.

В гуде надвигающегося монстра уже сквозило отчаяние.

Охватившая меня благость испарилась без следа.

Я видел, как устремленные на хлипкий ботик тонны металла пытаются неповоротливо обогнуть нас, видел, как слабеет их напор на воду, но остро и отчетливо понималось, что теперь нам не разминуться, и надо что-то делать, не мешкая.

Я поймал на себе взгляд Нины, исполненный беспомощного страха, затем покосился в сторону Тома, и вдруг увидел, как он, лихо вскарабкавшись на спущенный в воду мотоцикл, тут же дал газу и, буквально взметнувшись над водой, по красивой, что и говорить, дуге, стал уходить от надвигающейся на нас горы.

- В воду! – прозвучал голос выпроставшегося из люка судовладельца, и вся оставшаяся на борту компания мгновенно сиганула в океан.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее