Взрослая колыбельная

Выйдя на улицу, я задумалась. Насчет отчета — чего там писать целый день? У меня давно привычка описывать происходящее в процессе, по вечерам делать все равно нечего, так что все произошедшее (то, что касается порчи) уже почти описано, работы там на пару часов осталось.

А завтра меня тут уже не будет.

Паника какая-то накатила, воздух в груди застрял и вздохнуть не дает. Как будто опасность поблизости, подкрадывается к заимке, но остальные сыскари не чувствуют, только я. А такого быть не может, следовательно, внутреннее напряжение.

Дыши, Катя. Ровно и медленно.

— Доброе утро, Катя. Ты завтракала?

Мимо проходила и не смогла пройти одна из местных женщин, та, что нас привечала, когда мы только в сторону порчи с лесником шли. Агата. Она приветливо улыбнулась, покосилась с любопытством на мои сжатые перед собой руки, но ничего не спросила. Пришлось призывать себя к спокойствию.

— Да, конечно.

— Может, нужно чего?

Местные считали меня героиней. А лесника — героем, пусть даже он сто раз повторил, что ничего не сделал, остановила порчу я одна. Но всем было побоку — герой, спаситель, и все тут. На руках нас не носили только потому, что мы активно сопротивлялись, но услужить были готовы всегда.

— Спасибо, ничего не надо.

— Ну ладно тогда, дальше пойду. Дочь ждет, хлеб нужно печь.

— Хлеб?

Я никогда не пекла хлеб, практически не готовила никакой другой еды. Зачем для себя одной? Проще купить готовое. А в школе мы с мамой часто готовили вместе, на каждый праздник, да и просто по выходным. Или с папой, он тоже любил хорошо поесть. Здесь почему-то даже с Федором и подругами готовить не хотелось, только когда иначе было не обойтись, вроде дежурства по общаге. Но общага тоже осталась на много лет позади.

Совсем забыла ощущение, как это, когда из твоих рук выходит что-то вкусное, свежее и съедобное.

— А можно мне с вами?

Она на секунду опешила, но тут же разулыбалась:

— Конечно, от помощи не откажемся.

Пока шли, я все крутила в голове свою нежданную просьбу. Чего-то мне не хватает в моей жизни, не хватает — и все. И как я устала делать вид, будто не понимаю, чего именно!

Кухня была небольшой. Открытое окно, на чисто выскобленном деревянном столе — гора муки, пахнет свежим молоком и дрожжами.

Месить тесто так странно… Особенно когда дочь женщины, подросток лет четырнадцати, делает это настолько споро и ловко. Не то что я, словно первый раз тесто в руки взяла. По большому счету так и есть, конечно, но она не знает, посматривает насмешливо. В ее понимании я взрослая женщина, а такой простой, нужной для ведения хозяйства вещи не умею, смех, да и только! И не важно, что я сыскарь на службе у князя — это другое, основное же мое предназначение — дом.

Только юность так категорична. Не переубеждать же, что чем старше, тем иначе смотришь на вещи? Так что я молча улыбнулась. И руки работают быстрей и ловчее, и дышится легче.

Женщина сказала — помочь и не догадывалась, что это они мне помогали. Они принесли в жизнь сыскарши, забывшей, кто она, простое и идеальное времяпрепровождение — приготовление из муки пышного свежего хлеба.

Невидимое, тонкое волшебство, с какой-то стороны куда более ценное, чем сыскной дар. Почему я не стала хорошей кухаркой? Годами купаюсь в грязи, смотрю на дебилов, их жертв, часто таких же дебильных, и не вижу, «куда живу». А тут, когда из печи начинает доноситься аромат печеного хлеба… как-то все не зря, кажется.

— Ну конечно! Вот ты где!

Дверь отворилась, впуская довольную Лельку, которая вдохнула полной грудью и при виде меня расслабилась.

— Хлеб печете?

— Да. Госпожа Катерина нам помогла, — ответила девчонка.

— Правда? — подруга, задрав бровь, уставилась на меня, будто в первый раз увидела. Пора уходить, у Лельки язык длинный, начнет им молоть, посторонних не постесняется.

— Ладно, мне пора. Спасибо.

— Тебе спасибо. Хлеба-то возьми.

Хозяйка быстро завернула в полотенце половину каравая. Отказаться сил нет. Его сейчас медом полить, да с холодным молоком. М-м-м…

Я — из дома, Лелька — за мной. Промолчала, к счастью, потом даже за молоком вызвалась сходить. Лесия и Пульвина с удовольствием присоединились к пиршеству на скорую руку, так что мы даже на обед не пошли, наелись хлеба.

Остаток отчета, как и предполагала, я закончила за два часа. Там и до ужина вроде рукой подать, но время уже девать некуда. Я металась по избе. Соседки ушли работать к порче, и можно было себя не сдерживать — Лелька не из тех, при ком нужно держать лицо.

Она, напевая, собирала вещи, потому что с утра тоже отправлялась обратно домой. Радовалась, конечно, ведь ее ждал не пустой дом и город, где тесно и душно, а любимые муж и дети. А в общем, хорошо, что она в настроении. Не будет лишний раз зудеть и указывать, как должно жить.

— Кать, ты чего не собираешься? — иногда спрашивала Лелька, напевая, но ответа не ждала.

А рука все ползла и ползла к животу, и сил терпеть не было.

— Лелька, скажи, я беременна?

Вопрос как взрыв огневойки посреди избы — такой же эффект. Все замерли и вылупились на меня.