Взрослая колыбельная

Остаточный фон все еще был очень плотным: он накрывал хижины и поднимался в гору, окутывая ее так тщательно, что не было видно шахт. Но все же он изменился, подсвечивался снизу еле видным желтоватым свечением. Пьяное счастье.

Пришлось подождать… Долго подождать, но в конце концов света стало довольно, чтобы сделать пелену остаточного фона слегка прозрачной. Теперь быстро ищем следы шантажиста, такие же, как на письме.

Люди, излучающие пьяное счастье, находились примерно через семь хижин вправо от моей. Я их, кстати, слухом не слышала. Они тесно кучковались, периодически отходили влево-вправо, но быстро возвращались. Тот, кто написал письмо, находился среди них. Отлично, я была права! Только вот местных около двух десятков. Не так много, конечно, как говорил лесник, однако все же слишком много.

Значит, будем искать жилище шантажиста — так его личность проще вычислить. Тяжело, однако. Усталость наваливается, мышцы уже чугуном налились, нужно спешить.

Ветерок собралась, взвилась маленьким смерчем и, как мышка, юркнула между хижинами в поисках нужного дома. И нашла. Большой по сравнению с остальными, с выбитыми окнами, занавешенными непросвечиваемой тканью, кстати, дорогой, вышитой геральдическими лилиями и единорогами. В хижине чувствовались следы второго жителя, но размытые. Значит, это или слуга, или приходящий время от времени гость.

Все, дело сделано.

Хотя это просто говорится, что все. Я нашла, где шантажист живет, и установила, что он сейчас находится неподалеку. Теперь нужно решить, что с ним делать. Что делать, что делать. Скручивать и везти в Гораславль, там его будут судить за шантаж Много не дадут, конечно, а вот если он на самом деле замешан в болезни леса… Всем будет хорошо, если шантажист окажется виновником. Значит, можно сворачиваться и возвращаться домой, и деревьям ничего больше не будет угрожать.

Ладно, нужно отдыхать. В туалет только хочется, и ждать, пока явится лесник, сил нет.

Поход в местный толчок был самым страшным моментом всего путешествия. Воняло от него так, что за сто шагов стало понятно, что это за кабинка такая. Бр-р-р, не хочу вспоминать.

Лесник пришел далеко за полночь, через несколько часов уже начнет светать, и пора будет действовать. Он зашел твердо и не казался пьяным. Не шатался, за стены не держался, разве что уставился немигающими глазами как завороженный.

Нужно ему сообщить, что ли.

— У меня все получилось.

Он отвел глаза и кивнул:

— Можем ехать домой?

— Не совсем.

— Сл… слушаю.

Ага, а язык все же заплетается. Надеюсь, проблем с ним не будет. Как-то не подумала, что в пьяном виде помощник из него аховый.

— Ты соображаешь?

— Вроде да. Я принял меры.

Он медленным движением вытер лицо ладонью. Если присмотреться — рубаха мокрая, как и волосы, как и его проклятущая борода. Умывался, должно быть, холодной водой, чтобы хмель сбить.

— Кто живет в большой хижине без окон, что наискосок через два дома от этой? Вспоминай. Скорее всего, он тут не из последних, в почете. Занавески с вышивкой, пижон еще тот!

Волин чуть качнулся, устало вздохнул. Несло от него будь здоров, пили они что-то ядреное. Подозреваю, я от такого напитка сразу навернусь и буду храпеть в углу.

— В большой?

Он вдруг протянул руку. Это что? Не будет же он меня хватать? И что вообще…

Он взял с пола у моих ног мешковину, которая покрывала лежак Лапотника, и принялся разравнивать на полу, ближе к двери. Фух, надеюсь, он достаточно пьян, чтобы не заметить моей реакции. Не хватало еще, чтобы он думал, будто я его боюсь.

Создав себе подобие лежака, лесник тяжело сел на него, сложил руки на колени.

— Там живет Король.

— Кто?!

— Кличка у него такая. Король, — сипло сказал лесник.

Кажется, у него усталый голос. Что, так утомительно пить? В любом случае, придется ему еще поработать во благо страны, он обещал.

— Один живет?

— Да. Там его дом, никто не может входить без приглашения, если не хочет, чтобы морду начистили.

— Подходит. Так вот, план такой. Встаем на рассвете, забираем этого Короля, связываем и увозим в Хвощи.

— Зачем?

— Он преступник, которого нужно задержать. Ты способен мне помочь?

Его лицо будто волнами заходило.

— И что, если нет? Что, сама пойдешь задерживать? Сама сунешься в дом к здоровому мужику, который не побрезгует насилием, будь ты хоть сотню раз сыскарь?

— А ну осади лошадей-то!

Чего это он взъелся? А я чего?

Лесник сглотнул, опуская голову, и ответил ровно, как прежде:

— Хорошо.

— Я тебя разбужу, как рассвет будет близко.

Он лег на спину, заложил руки за голову, уставился в потолок.

— Не нужно, я сам проснусь. Привычка.

Раз дело решенное, можно и отдохнуть. Одеяла, в которых я спала по пути, все еще пахнут свежим сеном, приятно. Закутавшись, я посмотрела вперед — лесник лежал у двери слишком тихо для спящего. Думает о чем-то?

А что он говорил про привычки и что сам проснется?

— Эй, ты!

Хотела громко сказать, да побоялась — вдруг Лапотник под навесом услышит.

— Чего? — через время спросил лесник. Сна явно ни в одном глазу.

— Почему ты привык до рассвета вставать? Работа такая?

Он промолчал.