Взрослая колыбельная

– Ох, как хорошо! – он взволнованно выдохнул. – Ох, наконец-то! С зимы лес гниет, расползается зараза, а где гниет, там ни растений, ни животных не остается, только кости да сухие ветки лежат. Ужасно. Просто слезы на глаза наворачиваются! Как будто дите малое хиреет, а ты ничем помочь не можешь!

– Вы пытались установить, что происходит?

– Конечно! Ведьмы наши все силы истощили, но не могут понять, что не так, хоть тресни!

Ведьмы – это ведуньи. В деревне их так звать. Белку тоже теперь так зовут, после того как они с Ладом переехали из Гораславля в глубинку. Уже два года как.

– Странно, – пробормотал Юлик, видимо, уже догадавшись, что дело не такое ерундовое, как кажется на первый взгляд.

Ведуньи лучше всех в странностях разбираются. Если сыскари по уже произошедшему лучшие, то ведьмы – по всему новому. Как это новое устроено и какими веревками со старым связано.

– Еще бы не странно! – кисло скривился Петер. – Никогда такого не бывало. В лесу словно плесень расползается, а никто ни слухом ни духом. Писали сколько раз князю, а нам не отвечают, отговорки шлют: мол, вопросы местного масштаба сами решайте, своими силами. А оно вовсе не местного масштаба, – разволновался Петер. – После гнили там не просто деревья погибают, нет, там земля мертвая становится, что в твоем подземье! Ничего не хочет расти! И человеку дурно делается, если долго побыть. Оно как пойдет дальше… так и вообще весь лес в стране может извести! Во всем мире! – Староста чуть не задохнулся от ужаса. – Потому что он не останавливается, ничем! И думайте, что со всеми нами случится! Вот так-то!

Что-то мне тоже поплохело, не один Юлик побледнел. Столько веры в голосе старосты, да и врать ему незачем. Как-то раньше масштаб жалобы не осознавался. Но если все так, как староста говорит, шантаж князя покажется нам по сравнению с плесенью обычной шуткой.

– Мы здесь, чтобы разобраться.

А голос спокойный остался. Юлик косится с благоговением.

Петер кивнул:

– Скоро подойдет наш лесник. Я еще вчера ему выслал весточку, да он и сам только за. Говорит, если князь не станет разбираться, придется самим выход искать. А я уж прямо трясусь, когда он так говорит. Отчаянный мужик, да. – Петер покачал головой. – Я попросил его вас сопровождать, куда скажете, и делать, что скажете. Пока не уедете, он в вашем распоряжении.

– У госпожи есть уже помощник! – насупился оскорбленный Юлик.

Я знаком приказала ему замолчать.

– Хорошо, пусть ваш лесник сюда подходит, поговорим. Я правильно понимаю, это он письмо написал?

– Какое? У нас кто только писем не писал! Я самолично три штуки отправил.

– Ваш лесник – некто безродный?

– Да! Тогда он написал! Хотя безродных этих у нас тут пруд пруди. Но остальные… и писать-то не все умеют. У нас тут прииски же были… Поистощились, конечно, старые они, но живут там до сих пор люди пришлые, в основном каторжники да одиночки без роду без племени. Отщепенцы, в общем. Так там куда ни плюнь в безродного попадешь.

– Ясно, – улыбнулась я.

Староста вызывал симпатию своим неравнодушием. Неприятно общаться с теми, кому плевать или кто хочет только личную выгоду из всего извлечь. А этот мужик – неравнодушный человек, сочувствующий. Таких мало, поэтому проявим уважение.

– Дорогой Петер, вы теперь не переживайте. Идите и спокойно занимайтесь своими делами. Мы с помощником встретимся с вашим лесником, потом построим план действий и вам доложимся. Без результата мы отсюда не уедем, будьте покойны.

– Бесконечно рад. И по-человечески тоже спасибо.

– Пока не за что. Не волнуйтесь – идите спокойно домой. Это же наша работа, значит, мы ее сделаем.

Он с облегчением выдохнул, встал, зачем-то поклонился и ушел. В таверне как раз народ стал прибывать. И не столько на завтрак, сколько на нас, приезжих сыскарей, посмотреть. Куда ни приедешь, первая реакция всегда любопытство.

Потом я запросила у хозяйки другую комнату, вернее, две смежные комнаты. Мне нужна гостиная, она же приемная. Не могу же я в спальне посетителей принимать? Того же лесника, к примеру. Вернее, я могла бы и в спальне, но нельзя вести себя слишком вызывающе в деревне такого размера, не принято. Зачем лишний раз на рожон лезть? И в таверне не каждый разговор будет к месту, а тихушный купол – моя слабость – то и дело схлопывается и позорит меня и мои умения.

Комнаты нашлись, правда, пришлось доплатить из своего кармана. Но с деньгами у меня давно проблем нет. Помню, боялась во время учебы, что жить буду впроголодь. Оказалось, ничего такого мне не грозит, сыскари живут не бедно, и чем больше работают, тем лучше потом живут.

Ну да ладно.

Юлик огорчился, конечно, моим переездом в другой конец коридора, но промолчал.