— Ой, Айона, не надо так остро все воспринимать. Я просто имела в виду… — Мэри, все так же улыбаясь, выдохнула, как бы говоря: «Не стоит больше об этом», и махнула руками. — Чувствуешь такую невероятную свободу, когда делаешь то, что тебе не следует делать, и признаешь, что тебе это нравится. Когда Крис уехал, мне было поначалу так плохо, — ну ты же видела, на что я была похожа. Я ни с кем не могла разговаривать, не хотела рассказывать об этом родителям, не могла признаться самой себе в том, что очень рада его отъезду, потому что, как мне казалось, признаться в этом означало
— Это вредно для здоровья, — сурово сказала Айона.
— Да не беспокойся, я уже снова все набрала. Господи, что за
— Мэри, ты сейчас врежешься в эту машину.
— Не врежусь. Я все время так радуюсь, мне кажется, что кругом столько замечательных возможностей, о которых я успела забыть…
От слов Мэри насчет возможностей Айоне почему-то стало нехорошо.
— А что он сказал по поводу твоего переезда? — спросила она, испытывая какое-то ужасное стремление заставить Мэри так же запутаться в своих чувствах, погрузиться в ту же сумятицу, которая бушевала в груди у нее самой.
Улыбка исчезла с лица Мэри.
— Он ничего не сказал. Я же говорю, мы беседовали совсем чуть-чуть. Он не вдавался в подробности, все время зевал и говорил мне, какой у них там уже поздний час.
— А ты сообщила ему, что и у тебя час был весьма поздний?
— Да. Но мне же не пришлось таскать мешки с зерном, следовательно, с моей стороны это был просто эгоизм.
— Мерзавец, — с чувством сказала Айона.
— Не стану тебе врать — немного я о нем все-таки скучаю, — призналась Мэри, поворачивая в Гайд-Парк, где они оказались в хвосте еле двигающейся колонны машин. — Но длится это не больше минуты. Сейчас, зная, что он не вернется, я часто вспоминаю времена, когда нам было очень хорошо вместе. Правда, у нас ведь были не одни только проблемы и скандалы. Были еще и приятные мелочи, которых окружающие не замечают, например, как он дожидался меня, когда мы бегали вместе. А еще, знаешь, он великолепно пек лепешки. В конце концов, он все еще мой муж, так ведь? По крайней мере, пока что.
Айона промолчала.
Они ползли по парку медленно, как ленивая змея.
— Ты смотришь, как я обращаюсь со сцеплением? — спросила Мэри, указывая на свои ноги.
Айона кивнула и подумала, насколько удастся прозондировать почву, раз уж Мэри в таком расположении духа.
— И тебе совершенно не хочется поехать туда и присоединиться к нему? — спросила она вместо ответа. — Если бы он хотел, чтобы ты это сделала во имя спасения вашей семьи?
— Айона, если бы Ангус решил, что хочет поехать и открыть паб в Грозном, ты поехала бы с ним?
Айона задумалась.
— Да, думаю, поехала бы.
— Хорошо. Если бы Ангус сказал, что ты
— Не может быть! — Айона вспыхнула. — Это Крис тебе такое сказал?
Мэри молчала, сосредоточенно ожидая, когда появится возможность вписаться между машинами и повернуть на Бейсвотер Роуд.
Айона тоже молчала; она думала, что раз уж она любит Ангуса, то поехать за ним на край света — это нечто само собой разумеющееся, — а ведь Мэри это, судя по всему, даже в голову не приходило.
— И, что самое главное, если бы сразу после его отъезда, — внезапно заговорила Мэри снова, — тебя вдруг осенило, что ты уже не меньше года Ангуса ненавидишь, но сама не могла себе в этом признаться, потому что какой-то тип
— Мерзавец! — снова повторила Айона. — О Боже! Я думаю… — Она сильно покраснела и не могла найти слов, которыми можно было бы выразить сочувствие в такой ситуации. Ведь Мэри не выносила, когда ее
— Думаю, не стоит больше об этом говорить, — твердо заявила Мэри. — Сейчас я пойду подавать блюда современной британской кухни, и это мне поможет подготовить проект для учеников, что-нибудь о животных, выращиваемых на ферме, и о блюдах, которые из них готовят.
— Господи, Мэри, — сказала Айона и закрыла эту тему, испытывая облегчение, слегка омраченное чувством вины.
Глава 28