Взрослая жизнь для начинающих

Мэри в отчаянии посмотрела в его карие глаза, которые сейчас казались черными, — так расширились у него зрачки, — и эти глаза были совсем близко. Она тоже хотела, чтобы он поцеловал ее, очень хотела, но сомневалась, что ей стоит на это соглашаться.

— Лайам… — Она слышала, как наверху кто-то моет шваброй пол, сердито ударяя по каждому плинтусу.

Он протянул левую руку, провел пальцами вдоль ее щеки, и ладонь остановилась у нее за ухом. Лайам легким усилием притянул Мэри к себе, запустил другую руку ей в волосы, чтобы она не могла уклониться, и поцеловал ее.

Перед тем как их губы соприкоснулись, Мэри вдохнула запах его кожи и тут же почувствовала слабость. Вовсе не из-за того, что его пальцы были у нее в волосах, не могла она оторваться от него, — не хотела и не стала бы, даже если бы ее тело не оказалось таким беспомощным, как сейчас.

За все двенадцать лет с первого свидания ее никто никогда так не целовал. Лайам делал это поистине сказочно. Рот его был одновременно и теплым, и прохладным, губы плотно прижались к ее губам, а язык сладострастно изучал ее губы, ее рот, — он прикасался к ней так легко, и одна ладонь так и оставалась у нее в волосах, а другая скользнула ей на копчик. Мэри ощущала себя совершенно невесомой.

Лайам на мгновение остановился и оторвался от нее, и Мэри ощутила то истеричное чувство страха и обиды, которое чувствует младенец, когда мать забирает бутылочку. Но он остановился лишь ненадолго, — быстрым, решительным движением обвил рукой ее талию и пошел, увлекая ее с собой, к дверям винного погреба; он прижал ее к двери и ласкал губами ее теплую и мягкую шею, а руки его путешествовали по всему ее телу.

Мэри закрыла глаза и постаралась не думать о том, почему между ними оказалась будто бы бутылка вина, которая сейчас нежно, но ощутимо уткнулась ей в пах. И о том, как она смогла так расставить ноги. И в какой момент она встала на цыпочки, не ощущая при этом ни малейшего напряжения в икрах, чтобы это изумительное давление оказалось направлено под самым удачным углом. И когда его рука соскользнула с копчика вниз, опустилась ей на ягодицы и притянула ее ближе, а сейчас эта рука непреклонно, уверенно нащупывала путь под трусики.

— Лайам, не надо, — прошептала она, подумав скорее про свои ужасные трусы телесного цвета, которые надела под эту белую юбку, а не про то, какой ужасный поступок она совершает. Ей показалось невероятным, что она смогла даже произнести эти слова, — ведь ей совсем не хотелось говорить «нет». Наверно, вмешалась совесть.

— Почему же не надо? — Шеей она ощущала его горячее дыхание и осознала, что сейчас уже и ее собственные руки гладили его по спине, ловили жесткие кудри, медленно чертили круги по коже под волосами; она трепетала от того, что наконец прикоснулась к нему. Мэри поняла, что двигает бедрами в том же ритме, что и он, навстречу ему, и ничего не может с собой поделать. И если он будет продолжать в таком духе, то минуты через полторы она кончит.

Она накрутила на пальцы несколько прядей его волос и притянула его голову к себе, к своим раскрытым губам. Так она выиграет время, чтобы придумать убедительную причину тут же все прекратить.

Или будет уже поздно.

Лайам поцеловал ее еще более настойчиво, перенес вес тела, и Мэри снова поразилась легкости его прикосновений. С каждым поцелуем ей хотелось засмеяться. Как же получается, что это все так прекрасно? Как же так получилось, что она так долго не целовала никого, кто делал бы это так страстно?

«Может, это просто потому, что я замужем?»

По двери в подвал внезапно постучали.

— Эй! — раздался крик Ангуса. — Сколько времени ты будешь там разбираться с вином, Мэри? Я не жду от тебя целого сочинения, просто запиши, какие вина закончились. Да, ты не видела Лайама? Этот нахальный лодырь куда-то пропал.

Мэри вырвалась из крепких объятий Лайама, — ей придавало сил чувство вины. Ангус не смог бы увидеть, как они стоят у винного погреба, даже если бы спустился по лестнице и заглянул, но ее все равно кидало то в жар, то в холод, и сердце, казалось, выскочит из груди.

Лайам прислонился к холодильнику для льда и одарил ее неспешной, долгой, чувственной улыбкой. Он поднял брови, удивляясь тому, что она отреагировала на происшедшее как подросток.

«О Боже, — подумала Мэри. — Сколько, интересно, разных пошлостей он может придумать с этим льдом?»

— Да, сейчас кончу и приду, Ангус! — прокричала она, поправляя одежду.

Лайам поднял брови еще выше, с еще более изумленным видом, и провел рукой по головокружительным изгибам ее фигуры.

— Да, сейчас кончишь, — прошептал он.

Мэри, которая все так же смотрела Лайаму в глаза, не обращая внимания на эту реплику, постаралась оттолкнуть от себя его руку, но сделала это не особенно убедительно, и рука снова легла ей на грудь, начала ласкать ее, подолгу задерживаясь на недвусмысленно твердых сосках.

— Ох, — прошептал Лайам. — Тебе нельзя в таком виде подниматься наверх.