Взрослые игрушки

В очередной раз, в очередную субботу, в юном месяце апреле, за неделю до моего двадцатишестилетия — мы с Ершовой должны были снова посетить микроволновку и полтора часа поохать басом. Я уже взяла заранее приготовленный субботний пакет с тапками и кремом для жопы, попыталась надеть сапоги, и поняла, что у меня этот незатейливый трюк не получается. Ноги в сапоги не влезали. С минуту поразмыслив что бы это такое могло быть — я поняла, и пошла звонить Юльке.

— Только не говори, что ты сегодня никуда не пойдёшь. — Вместо приветствия ответила в трубку Ершова, и пригрозила: — Организм уже приучен к сауне, и теперь надо туда ходить всю оставшуюся жизнь. Иначе твой целлюлит будет у тебя снизу из штанов вываливаться.

— Я не могу. — Пришлось покаяться. — У меня, кажется, ноги с пьянки опухли. Я ни в какую обувь не помещаюсь. Только в тапки.

— Охо-хо, Лида — Ответила Ершова, и я поняла, что она уже сидит в микроволновке.

Без меня. — Охо-хо, блять. Тогда сегодня не приходи. Вдруг у тебя слоновья болезнь началась?

Я напряглась:

— А это опасно?

— Очень. — Подтвердила Ершова. — И заразно. Не хватало ещё и мне опухнуть.

— И что мне теперь делать? — Я сильно расстроилась.

— Охо-хо… — Басом поохала Юлька. — Лечиться тебе надо теперь, хуле. Охо-хо, блять…

И отсоединилась.

Я подождала ещё два дня, поняла, что вслед за ногами у меня опухли и руки, и шея, и вообще всё что в моём организме раньше могло сгибаться — и пошла в поликлинику получать группу инвалидности и льготы на бесплатный проезд в метро.

Симпатичный бородатый доктор пощупал мои растопыренные пальцы, сделал рентген, и, глядя на снимок, сурово сказал:

— Ревматоидный артрит. Поздравляю.

На всякий случай, я уточнила:

— То есть, это я не от бухары опухла?

Доктор посмотрел на меня пронзительным взглядом, неодобрительно покачал головой, и утешил:

— Нет. Это гораздо хуже. Это на всю жизнь. В сауну, поди ходила? На улицу потом сразу выбегала? Вот и пришёл пиздец твоим суставчикам. — После чего он заглянул в мою медицинскую карту, и добавил: — Вот так-то, Лидия Вячеславовна, вот так-то…

И тут я всхлипнула:

— А льготы у меня будут, чтоб на метро ездить бесплатно?

— Будут. — Сказал доктор, и стал что-то писать в моей карте. — Но они вам не пригодятся. Потому что через месяц вы вообще не будете ходить. Вот так-то, Лидия Вячеславовна, вот так-то. Возьмите рецепт, и купите вот этих пилюль. Ходить вы от них не будете, конечно, гы-гы-гы, но спать будете как убитая. Собственно, ничего другого вы теперь делать и не будете.

Завыв как дикий койот, я выбежала из кабинета, и кинулась звонить Ершовой:

— Юля, доктор сказал, что я скоро умру! Я не буду больше ходить!

— В сауну? — Уточнила Юлька.

— И в сауну тем более! Ножки мои, ноженьки… Ы-ы-ы-ы-ы…

— В штаны ссаться будешь?

— Буду! Я ж ходить-то не смогу, Юля! Приезжай ко мне, меняться будем: я тебе все свои шмотки, а ты мне сто метров марли. Буду подгузники делать, памперсы нынче дороги.

Ы-ы-ы-ы-ы…

— Уймись, дура. — Ершова повысила голос. — Кликуша сраная, аж перепугала меня до смерти. Не ной, я тебе щас лекарство привезу. У бабки Толясика тоже артрит был. И хоть бы хуй её парализовало. Три укола — и опять ходит, дровосек железный. Только ослепла она с него окончательно. Стала меня называть «смуглый юноша», заигрывать со мной, и ходить по дому в одних трусах.

Я была готова ослепнуть и оглохнуть. Лишь бы не ссаться в штаны. Поэтому вытерла сопли, и сказала:

— Вези свои уколы, Ершова. Вези. Мы ведь поборемся ещё, да? Мы ведь ещё сходим в баньку-то русскую, целебную? Попаримся там вволюшку?

— Нет. Ты теперь год у меня на карантине будешь, инфекция вагинальная. И в баню я с тобой не пойду. Сиди, жди меня.

Через час приехали Ершова и лекарство Диклофенак, которое тут же было употреблено мною внутрижопно, и принесло облегчение.

— Ну как? — Юлька выкинула в мусорное ведро инсулиновый баян, и схватила меня за шею: — Так больно?

— Нет! — Прохрипела я, широко улыбаясь. — Дышать только нечем, но шея не болит!

— А я чо говорила, а? — Юлька помахала у меня перед лицом рукой: — Как видимость?

— Отлично! — Я ликовала. — Щас ещё пару уколов — и можно идти суку-ревматолога пиздить в поликлинику.

— Кстати, об уколах… — Юлька цапнула распечатанную коробку Диклофенака, и сунула её в сумку. — Лекарство сильное, больше одного укола в день нельзя. Я теперь к тебе завтра приду. Таблеток больше никаких не жри. Ослепнешь. И в штаны начнёшь ссать. Поняла?

Конечно, поняла. Лекарство сильное, название я запомнила. Ослепнуть не боюсь, я и так в этой жизни до хуя повидала. Поэтому, выпроводив Ершову, я выждала десять минут, и поковыляла в аптеку. Где приобрела ещё десять баянов и две упаковки Диклофенака. Отучившись один год в медучилище, я научилась виртуозно делать уколы, клизмы, и капельницы. Так что с внутрижопным вливанием лекарства проблем не возникло.

Они возникли дня через три. И выглядели как полный пиздец.