Взрослые игры

Я была хуже него.

– Ты адски самоуверена, не то что твоя самодовольная мать. Ха-ха. Обдурила монашку. Ты вся в меня, сладкие щечки. Папочкина мошенница, папочкина лгунья. Признай это, Кэти.

– Нет.

Но это была правда. БЫЛА. Но теперь это не так, сэр. Отныне и далее я собиралась быть хорошей.

Я попыталась вспомнить исповедальную молитву, но сразу после слов «каюсь перед Господом Всемогущим» все спуталось в моей голове.

Ну, ладно, ладно, забудь об этом. Отче наш, сущий на небесах…

В понедельник утром я пойду прямо к сестре Роуз и расскажу ей все. Очищусь.

Да святится имя твое…

Обо всем этом.

Да приидет царствие твое…

Папа не двигался.

Он ждал.

Я не двигалась.

Я знала, как надо.

Да будет воля твоя…

Будет еще время для большого покаяния.

Что-то там про хлеб наш насущный…

Все нормально. Я заслужила покаяние. Я могу принять это. Но сестра возненавидит меня. Этого я принять не могла.

И прости нам прегрешения наши…

Нет, нет, она этого не сделает.

Как мы прощаем согрешившим против нас…

Вроде как монахини принимают обет или что-то подобное.

И не введи нас во искушение…

Что-то про заблудшую овцу или вроде того.

Но защити нас от зла. И я никогда, никогда больше не буду врать. Аминь.

– Признай это, Кэти. – Он сильнее вцепился в мои волосы.

Внезапно я стала несокрушимой. Как будто наполнилась силой, и она сияла изнутри.

– Ты папочкина маленькая мошенница. Девочка, ты дочь своего отца.

Нет! Это ложь.

– Признай это. Признай, что ты вся в меня. – Отец взглянул на часы. – Знаешь, что я скажу, дорогуша? Признай это, и я свалю отсюда. Уйду. Пикника не будет. Я не испорчу маленькую вечеринку, которую ты тут устроила. В Альберте меня ждет нефтяная вышка, а мой автобус уходит в девять тридцать. Но признай это, прежде чем я уйду, сделай мне этот маленький подарок.

Уедет? Он правда уедет? Вот так просто?

Он отпустил мои волосы, развернул к себе и низко склонился.

– Кэти, я должен узнать, что оставляю тут часть себя, и я уеду.

На глаза отца наворачивались слезы. Он и раньше так делал.

Мама начала плакать по-настоящему. Спокойно. Нельзя знать то, чего не знаешь.

Он опустил ладони мне на плечи, очень нежно.

– Кэти, девочка, ты ведь такая же, как я, правда?

Я смотрела прямо в его влажные глаза.

Только… еще… один… раз.

– Да, папа. Я такая же, как ты.

Солгала я тогда, или это была правда? Он сломал меня, или он меня создал? Я не знала. В ту ночь мой отец сел на автобус.

Я продала душу за автобусный билет.

8 ноября, воскресенье Оливия