Взрослые игры

Марк откинулся на спинку стула, забрав тепло с собой. Она хотела, чтобы он снова держал ее руку, держал ее. Она так нуждалась в этом.

– Боль отсекается или сглаживается, но то же самое происходит и со всем остальным. Со всем дивным светом, струящимся снаружи. – Он вздохнул. – Вы особенная, Оливия. Такая зрелая. Девушки в школе – дети по сравнению с вами. Я не прав?

– Как… как вы узнали?

– Я не прав?

– Правы.

– Позвольте мне помочь вам найти дорогу обратно. – Он снова склонился к ней. – Позвольте мне помочь вам найти способ почувствовать то, о чем вы и не мечтали. Я могу это сделать, Оливия. Я хочу это сделать.

Ей нужно было, чтобы он трогал ее, целовал. Она никогда ничего не жаждала сильнее.

Вместо этого она встала. Сутолоки в кафе уже не было. Она не заметила, как стрелка показала восемь. Кафе закрывалось. Люди готовились уходить. Марк предложил ей руку. Подал пальто, молча и нежно.

Они подходили к дверям, и все слова, которые хотела сказать Оливия, застряли у нее в горле.

– Вы мне верите? – спросил он, открывая перед ней дверь.

Ее обжег морозный декабрьский воздух.

– Оливия? – Марк взял ее за руки прежде, чем она успела повернуть на восток и отправиться к дому. – Оливия, мне нужно знать… вы мне верите?

– Да. – Она произнесла это четко. Не могло быть никаких сомнений, потому что их и не было. Она уже не ребенок. Это будет стоить того. Что бы это ни было, что бы ни приближалось. – Да, я верю.

– Я рад. – Он улыбнулся и отпустил ее.

6 декабря, воскресенье Кейт

Оливия сменила ботинки по меньшей мере пятьдесят семь раз. Она просто отправлялась позавтракать с парой своих старых школьных подруг. Я этого не понимала. Она отметала все предыдущие попытки встретиться с ней и вдруг впала в обувное безумие.

– Тоже слишком? – спросила она, демонстрируя пару угольно-черных ботильонов от Джимми Чу.

– Нет, идеально. Если ты подвернешь джинсы, получится тот самый дорогой будничный вид, который тебе особенно идет. – Лучше бы я застрелилась. Это сподвигло ее на пересмотр всей коллекции узких джинсов, чтобы понять, какие лучше всего подворачивать.

– Ты выглядишь эффектно! – крикнула я ей в комнату. Хотя Оливия не видела Аниту и Джессику, так называемых подруг, с лета, она, казалось, никогда особо не переживала по их поводу или по поводу того, что они думают. Оливия говорила, что они фальшивы, как стразы. И что теперь? Должно быть это свойство, присущее лишь богатым девушкам. Образ превыше всего.

Мы с Анкой выставили ее за дверь в 10:17.

– Было бы ради чего стараться. – Анка смотрела мрачно. – Никогда не любила этих девиц.

Я, с другой стороны, с каждым днем все сильнее любила Анку. Я поняла это внезапно. Эта женщина обладала невероятной силой.

– Эй, Анка, как насчет того, чтобы пойти в Чайна-таун, ты и я? Мы раздобудем отличных овощей и, может быть, что-нибудь хорошее для твоей сестры. Ты ведь идешь к ней днем.

Она скорчила гримасу.

– Там полно эмигрантов.

– Ну, да, но разве ты не?… Слушай, в Чайна-тауне полно отличных вещей и отличной еды. Я знаю, тебе там понравится. Я покажу тебе, где я работала.

– Тогда окей. – Она поспешила за нашими пальто и своим кошельком. – Пойдем. Только возьму список покупок.

Даже воскресным утром в середине зимы Чайна-таун был переполнен. После прекрасного вакуума пентхауса шум, цвета и сутолока атаковали органы чувств. Я поглядывала на Анку, интересуясь ее реакцией. Она пребывала в своей стихии. Не было грейпфрута, соленой трески, морковки, упаковки нижнего белья («Фрут оф зе Лум», пять предметов за 2 доллара 99 центов) или пластмассовой монетницы, которую она бы не взяла в руки и не пощупала бы. Если кто-то случайно врезался в нее, она улыбалась. Анка чувствовала себя здесь как дома.

Может быть, для нас это место было домом больше, чем квартира, в которой мы жили.

Не знаю, как насчет нее, а я могла быть здесь собой. Мне пришлось буквально вытаскивать ее из кухонного магазинчика Ли. Анка купила шестнадцать маленьких синих с белым мисок для вечеринки, которую Оливия вовсе не собиралась устраивать, и прошлогоднюю модель блендера «Витамикс» для своей сестры.

«Она больна и не заметит, какого года эта модель».

Я направила ее на рынок Ченей, прекрасно понимая, что никогда не смогу вытащить ее оттуда после того, как она увидит немыслимое количество свежих фруктов и овощей. Как обычно, миссис Чень материализовалась из ниоткуда.

Несмотря на погоду, она все еще щеголяла в своем фирменном ослепительно-белом переднике и шлепках, вышитых драконами.

– Кэти, ха! Ты вернулась! Я шагнула к ней.

Она отступила, явно опасаясь, что я собралась обниматься. Потом она внимательно посмотрела на Анку.

– Твоя мать?

– Нет, дорогая, я есть домработница.

Я почувствовала себя так, будто попала в ситком восьмидесятых. О чем я думала? Не было шансов, что эти две женщины смогут преодолеть разделяющие их акценты и культуры. Как будто в подтверждение моих мыслей миссис Чень хлопнула Анку по руке, заставив бросить яблоко.