Взрослые люди

— Ай, — вскрикивает он и делает вид, что обижен. — Что, даже спросить нельзя? Это такой вариант #metoo?

Мама сбросила туфли и положила ноги на Стейна. Он медленно массирует ее ступни, у мамы загорелые ноги с натянутыми, узловатыми выступающими венами. Она никогда не покрывает лаком ногти на ногах, ей это кажется манерным. Я думаю о маме и папе, словно просматриваю старые диапозитивы, где они сидят на старой, давно выброшенной садовой мебели. В руках у папы электропила, он спиливает какой-то куст, мама вздыхает и жалуется на шум, она пытается почитать журнал, но в конце концов отбрасывает его в сторону и вскакивает. Стейн и мама возятся друг с другом, как два шимпанзе, мама интересуется, не жарко ли ему, не замерз ли он, Стейн спрашивает, принести ли ей еще один свитер, или еще кофе, мама интересуется, все ли у Стейна в порядке со спиной, и он прямо расцветает от того, что может сказать: со спиной не все в порядке, совсем нет, а мама улыбается, похлопывает его по плечу и говорит, что надо записаться к мануальному терапевту, что Стейн думает на этот счет, я заявляю, что мануальная терапия сродни суеверию, а Стейн говорит, что она творит с ним чудеса. Однажды я спросила маму, кто был ее большой любовью, Стейн или папа, я поддразнивала ее, это происходило несколько лет назад. Мама ответила, что в жизни может случиться не одна большая любовь и что человеку может подойти гораздо больше людей, чем он думает. Потом она немного поразмыслила и сказала, что вряд ли решилась бы завести детей с папой, если бы смогла заново сделать выбор, нет, она так не думает.

— Для любви не бывает слишком поздно, — говорит Стейн, похлопывая маму по колену. — Late bloomers.

— Late bloomers — это гомосексуалисты, которые очень долго ждали, прежде чем объявить о своей ориентации, — замечаю я.

Мама смеется, но мне не кажется, что ей весело.

— Это не так, — заявляет Марта, она закончила уборку и устроилась в маминых объятиях.

Кристоффер возвращается, уложив Олею спать, он принес коробку вина и спрашивает, кто хочет.

— Я! — Я поднимаю руку, мама со Стейном просят налить им по полбокала, а Марта просит безалкогольного пива «Мункхолм».

Кристоффер приносит ей пиво. Если бы я была на ее месте, не стала бы постоянно просить Кристоффера принести то одно, то другое. Я бы гораздо лучше обращалась с Олеей, взяла бы ее на лодочную прогулку и научила рыбачить.

— Чему ты улыбаешься? — обращается ко мне мама.

Я мотаю головой.

— Просто думаю, как здорово, что у нас есть эта дача, — говорю я.

Марта и Кристоффер переглядываются как-то странно.

— В чем дело? — спрашиваю я.

— Нет, ни в чем, — отвечает Марта. — Это может подождать.

— Нет! — отрезаю я. — Рассказывай.

Я слышу, что говорю с детской интонацией: ну скажи, ну скажи. Марта чешет нос.

— Значит так, — начинает она. — На самом деле мы не собирались сейчас поднимать эту тему, но мы с Кристоффером думали о том, чтобы постепенно выкупить твою долю, когда дача перейдет нам. Что скажешь?

— Хм, — отвечаю я.

— Ты все равно будешь приезжать сюда, к нам в гости. — Марта как будто отрепетировала свою речь. — Ты можешь получить право пользования, или как это там называется. Но теперь, когда мы ждем прибавления, нам было бы гораздо удобнее, если бы права собственности были только у нас.

— Ты об этом знала? — обращаюсь я к маме.

— Да… Нет… — Мама вращает головой. — Марта говорила, что они об этом думают, это так. Но сейчас мы должны наслаждаться жизнью, — продолжает она, глядя на Марту.

Кристоффер смотрит на фьорд.

— Можешь подумать над этим, — произносит Марта и отхлебывает свой «Мункхолм».

— Вы мучаетесь от того, что я здесь? — спрашиваю я.

— Ты никого не мучаешь, Ида, — говорит мама. — Но такой вариант может быть лучше. Для всех.

Марта истово трясет головой.

— Поговорим об этом в другой раз, — произносит она. — Я не то имела в виду.

— А сейчас мы наслаждаемся, — говорит мама. — Обсудим это в другой раз.

Я выпиваю еще бокал, надо собрать мысли в кучу, я должна взять себя в руки, я улыбаюсь и говорю, что мы можем обсудить этот вопрос в другой раз, ничего страшного. Мама будет воспитывать внуков, детей Марты, и они будут приезжать сюда летом, Марта будет звонить маме и спрашивать, приедет ли она к ним этим летом, и они будут сидеть здесь без меня, меня здесь не будет. Я всегда это знала, думаю я, руки мои трясутся, надо подсунуть их под себя, чтобы никто не заметил, я все время знала, что все обернется именно так. Я выпиваю еще, надо дышать ровно. Я заморожу яйцеклетки в Швеции, все будет нормально. Почему же доктор до сих пор не позвонил?

Около половины одиннадцатого мама желает всем спокойной ночи, Стейн говорит ей, что скоро придет. Марта тоже больше не хочет сидеть за столом, она встает, немного покачивается на пятках, поглядывая на меня, прежде чем уйти, и бросает взгляд на Кристоффера, и я понимаю, что она хочет сказать, чтобы он больше не пил. Ей не нравится, когда я хорошо общаюсь с Кристоффером и Олеей, думаю я, и от этой мысли во мне все бурлит.