Взрослые сказки о Гун-Фу. Часть III: Мудрость

Он был прав. Примерно так же учили и меня. Например, основные (секретные) принципы нашей фамильной школы записывались 16 словами-иероглифами. А Мо все принципы Тай-Цзи-Цюань (одной из самых сложных систем воинского искусства) вообще сумел втиснуть всего в 10 слов. Кстати, я до сих пор так и не понял, почему эти иероглифы считались таким секретными. Ведь там за каждым иероглифом стояло несколько страниц толкования, без знания которых смысл иероглифа оставался «туманным».

У Дэвида был аналогичный подход: одно слово и к нему подробные и основательные наставления. В этот раз ключевым словом было «бесстрастие», еще Дэвид называл это отречением или отрешенностью. По его словам, началом этого бесстрастия можно было считать то, что называется ровным и сдержанным характером. Бесстрастие более высокого уровня представляет собой полное отречение от всех эгоистических желаний.

Объяснял он все это просто.

– Ты, – говорил он, – все время чего-то хочешь. И не только ты, все люди всегда чего-то хотят. Хотеть-то они хотят всегда, а вот исполняются их желания далеко не всегда. А каждое неисполненное желание приносит человеку страдание. Причем чем больше ему чего-то хотелось, тем больше он будет страдать, если желание его не исполнится. А вот если у тебя нет желаний или они, как бы это сказать, «спокойные», то и страдать тебе будет не от чего.

– Как же я могу ничего не хотеть, – удивился я, – я же живой человек. Я хочу дом, машину, красивых женщин. Хочу, наконец, есть, пить и одеваться. Что ты прикажешь мне отказаться от всего этого, уйти в горы, жить в пещере и ходить без одежды?

– Это не так смешно, как тебе кажется. Многие святые поступали именно таким образом. Тебе ли не знать о восьми китайских бессмертных?

О восьми бессмертных я, конечно, знал. Сказки о них мне рассказывал еще дед. Он говорил, что бессмертный даос может жить где угодно: в прекрасных пещерах священных гор, на благословенных островах посреди океана и даже на Небесах, если ему удастся получить на это дозволение Нефритового Императора.

– Но ты – не бессмертный, во всяком случае, пока. Пока ты просто знаменитый мастер Минь, который думает, что не может отказаться от своих желаний, ведь их у тебя так много: дом, машина, красивые женщины. Или все-таки может? – хитро прищурился он.

Я вспомнил, как один уходил в джунгли на охоту: автомат, к нему два полных магазина, нож и немного еды. Даже курева я с собой не брал: в джунглях лишние запахи ни к чему. Так что пожитков у меня было немного. Из ценного «имущества» у меня была разве что моя жизнь, которой я мог лишиться в любое мгновение. Уж очень непростая была у меня «дичь». Получалось так, что потребностей в это время у меня практически не было, ибо все, что мне было нужно, я мог добыть в джунглях. А желание было одно – вернуться живым.

Выслушав мой ответ, Дэвид утвердительно кивнул:

– Ну вот, практически полное отречение. Тогда ты был непоколебимо бесстрастен, ты жил сегодняшним днем и не делал запасов на завтра, потому что запасы нужно тащить с собой, а ты не знал, доживешь ли ты до следующего утра. Поэтому ты не питал никаких надежд и верил в то, что на этот один день судьба даст тебе все, что нужно. Не раздумывая, не оценивая и не жалуясь, ты принимал все то, что было вокруг тебя: дождь, жару, москитов, диких зверей, опасность. Тебе не нужно было думать, хорошо это или плохо, потому что иного выхода, как принять то, что с тобой происходит, у тебя не было.

И странная штука: жизнь при этом наверняка казалась тебе несравненно насыщеннее и ярче. И, заметь, ни выпивки, ни курева, никаких машин, кабаков и девок! Получается, что тебе для того, чтобы отказаться от желаний, не нужно уходить ни в какую пещеру и ни в какой монастырь. Отказ – он у тебя в уме, а не в какой-то пещере. Когда ты уходил в джунгли, ты мысленно, сам того не замечая, отказывался от всего лишнего. Мысль у тебя оставалась одна – выжить. Когда ты возвращался обратно в город, ум вновь требовал отдать ему его игрушки.

«Ну да, – подумал я, – и я начинал пить, курить, ходить в бордель и заказывать себе такси, даже если до того места, куда мне надо было попасть, было пять минут неторопливой ходьбы».

– Так что у меня для тебя радостная весть: можешь жить, как жил, внешняя форма для тебя уже значения почти не имеет. Оставайся мысленно бесстрастным и можешь одеваться в какие угодно модные шмотки и ездить на каких хочешь машинах, лишь бы ты не вовлекался во всю эту чепуху мысленно.

– А что насчет женщин? Тоже можно, если, как ты говоришь, «не вовлекаться»? – не без подначки поинтересовался я.

– Зря смеешься, – посуровел Дэвид. – Это тебе не твои пижонские начищенные ботинки, одни снял, другие надел. Это такие же люди, как ты, и если ты оскорбляешь их чувства и становишься для них причиной страдания и беспокойства, то твоя карма от этого точно не улучшается!

– А как же Бетти, которая к тебе явно «не ровно дышит»? Разве ты сам не являешься для нее причиной беспокойства? – поинтересовался я.