Взрослых не бывает и другие вещи, которые я смогла понять только после сорока

После многих лет преподавания и лечения пациентов Брейверман убедился, что его студенты прекрасно запоминают информацию, но с наблюдательностью дело у них обстоит намного хуже. Они изучали предметные стекла с образцами возбудителей сыпи, а затем осматривали пациентов, чтобы определить, какой образец соответствует конкретному заболеванию. Но медицина не сводится к запоминанию информации, содержащейся на предметных стеклах. «Как минимум раз в день я вижу что-то новое, с чем раньше не сталкивался», – объяснил мне он.

У студентов возникали трудности с описанием повреждений кожи или учетом индивидуальных особенностей пациента. Они обращали внимание только на явные патологии и реагировали только на основные жалобы пациента, игнорируя все остальное. «Иногда с виду нормальная картина может дать врачу подсказку, с помощью которой ему удастся установить причину заболевания», – сказал он.

Подобно Шерлоку Холмсу, со временем Брейверман понял, чего не хватало многим его студентам. У них не было навыка, которым обладает каждый хороший врач и который появился у него после многих лет врачебной практики, – умения подолгу рассматривать пациента или рентгеновский снимок, чтобы постепенно научиться видеть в нем все больше и больше. Недостаточно бросить на что-то короткий взгляд – надо возвращаться к предмету своего интереса снова и снова, пока не выудите из него максимум информации. Брейверман назвал этот способ «визуальным анализом».

Как и Саймон, Брейверман умеет еще и внимательно слушать. «Если вы даете пациенту выговориться, вам легче найти ответ на вопрос о причине болезни, – продолжил он. – Что говорит человек? Как он это говорит? О чем он умалчивает?» Иногда подсказка всплывает в конце приема, когда пациент неожиданно вспоминает, что недавно гулял в лесу и вроде бы его укусило какое-то насекомое – он надеется, что это был не клещ.

Брейверман пришел к выводу, что научить студентов преодолевать недостаток внимательности можно не столько с помощью медицины, сколько с помощью искусства, которым он сам так страстно увлекался. Он приглашал студентов первого курса в Йельский центр британского искусства, где хранилась богатая коллекция живописи XIX века. Он давал им задание: в течение 15–30 минут рассмотреть одну картину, как правило с изображением людей, а затем дать ее точное описание и на основе сделанных наблюдений понять, что на ней происходит.

Обычно в каждой группе находилось несколько студентов, которым так и не удавалось развить в себе дар наблюдательности, даже несмотря на подобные упражнения. У других этот навык был развит от природы, и им никакая помощь не требовалась. Но большинство студентов занимали промежуточную позицию между первыми и вторыми. Тренинг позволял им продвинуться в визуальном анализе картин. Впоследствии они более успешно диагностировали кожные заболевания.

«Студенты начали понимать, что раньше ограничивались поверхностным взглядом на проблему и приходили к какому-либо выводу до того, как увидели все, что было необходимо увидеть, – говорил Брейверман. – Это способно принести пользу всем, а не только врачам».

Меня захватила идея, что, продолжая вглядываться в те или иные вещи, ты сможешь увидеть в них все больше и больше. Похоже, именно это и происходит с сорокалетними. К этому возрасту вы уже знаете, что разнообразие людей, проблем и ситуаций не бесконечно. Многое в жизни повторяется. Мир предстает перед вами уже не таким непредсказуемым, но в то же время еще более интересным. Ты смотришь на те же самые вещи, которые видел много раз до того, и обнаруживаешь в них новые слои.

Как сказал Артур Шопенгауэр: «Первые сорок лет жизни дают нам текст, а следующие тридцать представляют комментарии к нему».

Я слишком занята, чтобы ходить по музеям и смотреть на картины, но я постаралась усвоить урок Брейвермана. Я хочу продолжать смотреть на вещи, пока не увижу в них нечто большее. В качестве эксперимента я решила тщательно понаблюдать за человеком, с которым общаюсь теснее всего, то есть за собой. Я не горела желанием заниматься визуальным анализом собственного лица в зеркале, но я составила список вещей, которые мне нравятся, и тех, которые не нравятся.

Вещи, которые мне нравятся:

Импровизация.

Автогол. (В футболе так называют гол, забитый в собственные ворота.)

Серьги в виде больших колец.

Крутоны в супе.

Лесбиянки.

Свитера.

Платья с ремнем.

Первый глоток из банки ледяного перье с металлическим привкусом.

Слово «шимми».

Слово «сиськи».

Принимать ванну.

Ирландский акцент.

Чай с молоком.

Немецкая манера называть женщину с двумя докторскими степенями «фрау Доктор Доктор».

Справедливость.

Шутки.

Умение понять шутку на чужом языке.

Тот факт, что в 1968 году Эбби Хоффман во время суда над ним отвечал судье какой-то тарабарщиной, но позже выяснилось, что это был идиш. (Он назвал судью «рупором властной элиты белых англосаксонских протестантов».)

Тот факт, что сотрудники архива Техасского университета, разбирая бумаги Айзека Башевиса Сингера, нашли половину сэндвича.

Утренний кофе.

Когда впереди еще весь день.

Торты.