Взрыв на рассвете

Гранатные осколки, словно косой, срезали камыши вокруг. Тропы как таковой больше не существовало: среди развороченных болотных кочек и вывернутых корневищ камыша в самых нелепых позах лежали трупы. Семнадцать трупов насчитал он на тропе.

Возле проводника он остановился, устало опустился на кочку, положил на колени автомат. Намочив в воде ладони, протер ими лицо, виски, шею. И когда снова поднял глаза на партизана, тот отвел лицо в сторону под его тяжелым взглядом.

- Отдыхай, музыкант. А через два часа держи курс прямо на родник...

Проводник, остановившись в гуще невысоких елочек, протянул вперед руку.

- Вон береза со сломанной верхушкой, а за ней одинокий дуб. В ста метрах от него будет обрыв, отделяющий болото от лесного торфяника. И на этом обрыве - родник. Прямо в кустах, среди травы. Его даже из местных мало кто знает.

- Добро, музыкант.

Подойдя к краю ельника, старшина стал осторожно осматривать окрестность. Вернувшись к проводнику, бросил ему под ноги вещмешок и протянул автомат,

- Бери, а я прогуляюсь до родника. Из ельника гляди не вылазь, сиди тут как мышь. И не спи, швабы рядом - можешь и не проснуться.

Он расстегнул кобуру пистолета, передвинул ее ближе к животу, набросил на голову капюшон маскхалата.

- Бувай, музыкант. Держи ушки на макушке.

Старшина сделал несколько шагов к краю ельника - и пропал. Напрасно вслушивался партизан в обступившую его со всех сторон ночь - старшина словно растворился в темноте.

Он отсутствовал больше часа и появился так же внезапно, как и исчез. Беззвучно вынырнул из темноты рядом с проводником, сдавил у плеча его руку, рванувшуюся к спусковому крючку автомата.

- Спокойно, музыкант, лучше скажи, ничего не приметил, пока меня здесь не было?

- Все тихо.

- И то ладно.

Старшина опустился на землю, привалился спиной к стволу молоденькой елочки. Указал проводнику на место рядом.

- Садись, совет держать будем. - И, когда партизан присел, тихо зашептал ему в самое ухо: - Нашел я таки швабов, что родник и островки на замке держат. Двое их, при одном станкаче. Сидят в окопе полного профиля, выкопали его под трухлявым пнем. Замаскировались неплохо, но я их вонючий дух за версту нутром чую. Коли потребуется - мигом на тот свет спроважу. Но пока рано, не пришло время. Сейчас нам своих ждать надобно, может, кто-то и ушел живым с того пригорка. И потому зробимо так. Заляжем рядом со швабами - я уж и место годящее для этого присмотрел. Одним махом два дела спроворим: и швабов под надзором держать будем, и своим не дадим на них нарваться. Пошли...

Но никто из разведчиков на пункт сбора не явился. Ни в полночь, ни после. Не подавали признаков жизни в своем окопчике под пнем и немцы, хотя старшина с проводником лежали от них буквально метрах в тридцати. Время близилось к рассвету, от болота тянуло промозглой сыростью, и партизан все чаще и чаще клевал носом, как вдруг старшина ткнул его в бок кулаком.

- Глянь-ка, - и кивком головы указал на пень.

Присмотревшись, партизан заметил рядом с пнем две черные тени, словно выросшие прямо из-под корней. Пригнувшись, тени медленно двинулись вдоль болота в сторону родника.

Старшина тоже поднялся за ними следом, успев бросить проводнику:

- Лежи. И никакой самодеятельности.

И немцы и старшина вернулись через несколько минут. Фашисты спустились в свой окоп, пластун снова примостился рядом с партизаном. Никогда не страдавший излишней словоохотливостью, он потряс за плечо почти уснувшего проводника и быстро заговорил:

- Не спи, музыкант. Немцы зараз до родника по воду ходили. Выходит, они вот-вот ждут смены и не хотят терять из предстоящего отдыха ни минуты. Нам этой смены пропустить никак нельзя, надо самим все увидеть и узнать, как они ее производят...

Партизан с трудом открыл слипающиеся глаза, потряс головой, прогоняя сон, старался уяснить смысл быстрого шепотка старшины:

- По воду ходили? А зачем оба?

- Боязно одному в окопе остаться, идти в одиночку к роднику тоже страшно. Вот и ходят по двое: один набирает, а другой стоит рядом с автоматом.

Он внезапно умолк и замер неподвижно.

- Слышал? - тихо спросил он у партизана.

- Выпь. Их здесь всегда полно было.

- Нет, музыкант, это не выпь. Этого птаха я за войну наслушался край! Да и сам под нее сколько раз подделывался! Не-ет, не выпь то, а человек.

Едва он договорил, как из-за пня, где сидели немецкие пулеметчики, тоже трижды прокричала выпь. Старшина с силой сдавил плечо партизана.

- Ни звука! Сейчас самое главное. Сплошная стена камышей, до этого неподвижная, зашевелилась и вытолкнула две черные фигуры с автоматами в руках. Они прямиком направились к пню, под которым был немецкий окоп, и исчезли. Через минуту снова появились две фигуры, двинулись в камыши и пропали в них...

- Пять часов, - тихо сказал старшина, глядя на часы, - время их смены. Только на такой горячей точке не будет одна пара круглые сутки торчать. Вот и выходит, что этих тоже сменят вечером, и тоже в темноте. Что мы и засекли. А зараз, музыкант, давай-ка спать. Ищи самый глухой буерак, куда и ворон костей не затаскивал, и жмуримся до заката...