В полках и сотнях вновь сформированной в Красной Армии пластунской дивизии было немало ветеранов последнего поколения казачьей пехоты: героев боев в ущельях Кавказа и под стенами Карса и Эрзерума, участников славных дел во времена Брусиловского прорыва, когда на острие наступающих русских войск действовало двадцать два кубанских пластунских батальона. Именно они, спасая от разгрома деморализованную румынскую королевскую армию, в смертельных схватках с врагом отстояли карпатские теснины. Именно они — живое воплощение традиций пластунов, носящие на своих черкесках в одном ряду с советскими наградами и георгиевские кресты, — были для старшины Вовка заботливыми и строгими учителями в нелегкой службе разведчика.
Старшина отсутствовал около часа и появился так же внезапно, как и исчез. Беззвучно вынырнув из темноты рядом с проводником, сдавил у плеча его руку, рванувшуюся к спусковому крючку автомата.
— Спокойно. Лучше скажи, ничего не приметил, покуда меня здесь не было?
— Все тихо.
— И то ладно.
Пластун опустился на землю, привалился спиной к стволу молоденькой елочки. Указал проводнику на место рядом.
— Садись, совет держать будем. — И когда партизан сел, тихо зашептал ему в самое ухо: — Сыскал я таки немцев, которые родник и островки на замке держат. Двое их, при одном станкаче. Сидят в окопе полного профиля, выкопали его под трухлявым пнем. Замаскировались неплохо, но я их вонючий дух за версту нутром чую. Коли потребуется — я их мигом на тот свет спроважу. Но пока рано, не пришло время. Ясно, что эта пара — только секрет или дозор, а большинство фашистов на самих островках. Так что нечего раньше срока их будоражить и выдавать себя. Сейчас нам своих ждать надобно, может, кто–то и ушел живым с того пригорка. И потому сделаем так. Заляжем рядышком с окопом — я уже для этого местечко подходящее присмотрел. Одним махом два дела справим: и немцев под надзором держать будем, и своим не дадим на них нарваться. Пошли…
Они ждали. Но никто из оставшихся на пригорке разведчиков на пункт сбора не явился. Ни в полночь, ни после. Не подавали признаков жизни в своем окопчике под пнем и немцы, хотя старшина с проводником лежали от них буквально в трех десятках метров.
Время близилось к рассвету, от болота тянуло промозглой сыростью. Партизан все чаще и чаще клевал носом, как вдруг пластун ткнул его в бок кулаком.
— Глянь–ка, — и кивком головы указал на пень.
Присмотревшись, проводник заметил рядом с пнем две черные тени, словно выросшие прямо из–под корней. Тени медленно двинулись вдоль болота в направлении родника, почти сливаясь цветом с береговым обрывом и пропадая иногда из виду. Старшина тоже поднялся за ними следом, успев бросить партизану:
— Лежи. И никакой самодеятельности.
И немцы и старшина вернулись через несколько минут. Фашисты спустились в свой окоп, а пластун снова примостился рядом с проводником.
— Немцы сейчас, — быстро заговорил он, — до родника по воду ходили. Значит, они вот–вот ждут смены и не хотят терять из предстоящего отдыха ни минуты. Нам эту пересмену проморгать никак нельзя: надобно самим все увидеть и узнать, как они ее производят.
Проводник разжал пальцы, занемевшие на прикладе винтовки, постарался уяснить смысл быстро произносимых старшиной слов.
— Ходили за водой? А зачем оба?
— Боязно одному в окопе оставаться, идти в одиночку к роднику тоже страшно. Вот и шастают по двое: один воду набирает, а другой рядом с автоматом стоит.
Пластун внезапно умолк и вытянул голову в сторону камышей.
— Слышал? — тихо спросил он у проводника.
— Выпь. Их здесь всегда полно было.
— Нет, не выпь. Этого птаха я за войну наслушался — край! Да и сам под нее сколько раз подделывался. И потому говорю: не выпь то, а человек.
Едва он договорил, как из–за пня, где сидели немецкие пулеметчики, тоже трижды прокричала выпь. Старшина с силой сдавил плечо партизана.
— А сейчас начнется самое главное.
Сплошная стена камышей, до этого неподвижная, зашевелилась и вытолкнула две черные фигуры с автоматами в руках. Согнувшись, они в шаге друг от друга двинулись к берегу. Выйдя из болота, фигуры направились к пню, под которым был окоп, и тут же исчезли. А через минуту у пня снова появились две тени, двинулись в камыши.
— Пять ноль–ноль, — проговорил пластун, глядя на часы, — время их смены. Только на такой горячей точке не будет одна пара круглые сутки торчать. Вот и выходит, что этих тоже сменят и обязательно в темноте, значит, вечером. И эта свеженькая пара нам как раз и понадобится. А теперь давай–ка спать. Ищи самый глухой буерак, куда ворон костей не затаскивал, и забиваемся туда до заката.
С наступлением темноты они снова были на старом месте, недалеко от пня. Но старшина, поползший на разведку к окопу, вернулся оттуда встревоженным.