Взрыв. Повесть

Василий припомнил: да, был действительно Суржанцев. Он припомнил и суть дела: белогвардейская организация, Суржанцев выполнял роль связного между московской группой и Петроградом. Окопался на службе в Центропленбеже и под видом командировок курсировал между Москвой и Петроградом. Да, вспомнил Василий, тогда шла речь о его невесте, гимназистке, но никаких данных о том, что она причастна к организации, не было.

— Чего же вы хотите? — недоумевающе спросил Василий, испытывая неловкость от того, что к нему обращаются на улице с какой-то просьбой, связанной с его прежней работой.

Невольно он пошел рядом с девушкой, приноравливаясь к ее мелким шажкам и не переставая вспоминать обстоятельства дела.

Она заговорила порывисто, волнуясь:

— Я хочу рассказать вам кое-что… Вам это должно быть интересно… Дело в том, что незадолго до ареста Олега он принес ко мне на квартиру какие-то бумаги и сказал, что он, возможно, опять уедет, пусть эти бумаги побудут у меня. А если он сам почему-либо не придет за ними, то ко мне явится другой человек, от его имени. И я должна передать все этому человеку…

— Почему вы только сейчас вспомнили об этих бумагах? — спросил Василий почти грубо.

Но девушка не была задета его тоном. Подняв на него глаза, она ответила просто:

— Потому что я не знала, что в них.

Она помолчала, губы ее снова задрожали, и Василий испугался, что она сейчас заплачет — с нее станется! При этой дурацкой шапочке и со своим детским голоском она может зареветь так, что у них там, наверху, в МК, услышат.

Он не нашелся что сказать.

— Я же верила, что Олег ни в чем не виновен! — горько воскликнула она.

— А откуда вы узнали о его вине? Из этих бумаг? — спросил Василий, начиная вспоминать, что там конкретно было в деле с этим Олегом…

— Я бы их не стала читать, если бы…

Она опять чего-то испугалась, но Василий уже ощутил тот жгучий интерес, который предвещал что-то новое в этом знакомом деле.

— Если бы что?

— Если бы за этими бумагами не пришли…

— Кто?

— Я не знаю этого человека.

— Это было давно?

— В этот вторник.

— И вы поэтому крутились здесь? Чтобы мне об этом сказать?

— Да.

— Но почему вы явились ко мне, а не обратились в ЧК?

Девушка ответила тихо:

— Я никого там не знаю. А вы тогда отнеслись ко мне так по-человечески…

Василий слегка смутился. Он понимал, что следует немедленно принять меры, но не мог решить этого сам.

— Подождите меня несколько минут, — сказал он, — я предупрежу на работе, что отлучусь, и поговорю с вами подробнее.

Когда он снова вышел, девушка облегченно вздохнула. «Наверное, решила, что я пошел за кем-то еще, чтобы тут же ее арестовать… Как будто бы я один с ней не справился бы!» — подумал Василий.

Похоже, что дело обстояло именно так, потому что девушка сразу успокоилась.

Он повел ее переулком, а затем через проходной двор, и они оказались на бульваре, чуть тронутом ранней осенью. Между поредевшей листвой виднелся памятник Пушкину. Было тихо и очень мирно вокруг. На бульваре в этот час не ощущался лихорадочный темп жизни города и та особая напряженность, которая вызывалась общим положением страны.

А он тратит время на странную девушку в детской шапочке! Однако вопрос этот несомненно не решался поверхностно: Москва кишела агентами контрреволюции, а девушка была знакома с одним из них.

Василий приготовился слушать. Они сидели на скамейке в боковой аллее. Изредка мимо них, за оградой бульвара, проносился, громыхая, трамвай или проплывал извозчик, с высоты козел окидывая взглядом улицу в напрасной надежде на седока.

Девушка рассказывала не очень связно, вперемежку со вздохами и сетованиями: «Я-то всему верила… Мне и в голову не приходило…»

Василий терпеливо продирался сквозь эти излияния к сути дела. Суть, в общем-то, оказалась несложной и характерной для времени.

Сима Кемарская была невестой юнкера Олега Суржанцева. В последний месяц перед его арестом Суржанцев стал беспокоен. Беспокойство его связывалось, как ей казалось, с его командировками в Петроград от учреждения, в котором он служил. Но Олег ничего невесте не рассказывал, и она могла только догадываться, что он занят чем-то, помимо службы.

— Поверьте, — сказала Сима, — мне в голову не приходило, что Олег занимается какими-то такими, — она неопределенно покрутила пальцами в воздухе, — делами. Я ведь его знала как революционера. Он в самом начале еще записался в партию эсеров.

Василий улыбнулся ее наивности, а она приняла его улыбку за поощрение и стала говорить живее:

— Олег не был у меня недели две, и вдруг он вызывает меня на улицу поздно вечером…

— А как он вас вызвал?

— Ну, просто бросал камешки в окно, у нас было так условлено… — немного замявшись, ответила Сима, и Василию показалось, что она до сих пор любит этого юнкера, несмотря на то, что ей открылось. — Я вышла, думая, что, как всегда, мы погуляем с ним и поговорим. Но Олег был чем-то расстроен и сказал только, что уезжает, возможно надолго. Я видела, что он от меня скрывает правду. Но и тут мне не пришло в голову подозревать… политику. Я подумала, что здесь замешана женщина.