— Почему вы бросились к машине? — спросил Загорский. — Вам что-нибудь нужно от меня?
— Я обозналась, — ответила женщина тихо.
— При вас есть какие-нибудь документы? — спросил Загорский. — Отпустите ее! — приказал он Василию.
Женщина достала бумагу: водитель посветил фонариком, и Загорский прочел удостоверение на имя машинистки Беллы Синицкой.
Он вернул женщине бумагу и велел Василию сесть в машину.
— Поехали! — сказал он.
Машина тронулась. Женщина стояла неподвижно, глядя ей вслед.
— Подозрительная, Владимир Михайлович! Обыскать бы… — сказал Василий. — Ведь как кинулась!..
— Вы не имеете права обыскивать женщину. Тем более что она не совершила ничего незаконного.
— У нее могло быть оружие…
— Да, но ведь в руках у нее ничего не было. Значит, она не собиралась его применять, если даже оно и было. А вернее всего, это ваши домыслы.
В рассуждениях Загорского была логика. Василий промолчал.
Это был один из тех случаев, которые не имели ни продолжения, ни объяснения. В бурную пору они проходили незамеченными.
3
Осень выдалась капризная: то вёдро, то ненастье. И все же даже в дождливые дни случались минуты, когда уже слабеющее солнце освещало город, и тогда он становился особенно привлекательным.
Удивительны были причудливые контрасты Москвы, в которой, казалось, совмещалось несовместимое. Красные флаги революции реяли над древними стенами Кремля. Красноармейцы с пятиконечной звездой на фуражках стояли на часах у древних ворот. Отряды ЧОНа, уже подтянутые по-военному, проходили по улицам.
Еще жили своей лихорадочной жизнью старые рынки города — средоточие всех осколков буржуазии и спекулянтов.
Еще в кадильном дыму множество церквей возносили к небесам молитвы о погибели большевиков. А в кривых арбатских переулках за плотно завешенными окнами готовили новые подрывные планы тайные враги Советов.
Еще утаивали спекулянты хлеб первых советских урожаев, и рука голода все еще сжимала горло красной столицы. И все же Москва стояла твердо.
«Бдительность! Революционная бдительность! — призывали обращения Советской власти к народу. — Враг не добит, он коварен и жесток!»
Московские большевики послали в ЧК своих лучших людей. Московский комитет партии участвовал в работе ЧК, и то, что все коммунисты ощущали себя призванными на борьбу с контрреволюцией, придавало этой работе размах и действенность.
В этот день коммунисты Москвы собрались на общегородскую конференцию.
Василий высматривал Веру в потоке, медленно вливающемся в зал. Среди темных пальто и кожаных курток мелькали красные платочки активисток, но Веры не было видно.
Прозвучал звонок, и гул собрания постепенно затих.
Василий следил за Владимиром Михайловичем. Загорский сидел за столом президиума, бегло окидывая взглядом зал, оценивая его плотные, без пробелов ряды, выжидательную тишину и то настроение приподнятости, которое было присуще таким собраниям.
— Чуть не опоздала! — бросила Вера шепотом.
Василий быстро пересел на откидное место, и Вера села рядом.
Загорский уже стоял на трибуне. И Василий и Вера, встречаясь с ним каждый день и подолгу бывая вместе с ним, казалось, прекрасно знали его. Несмотря на это, каждое его выступление перед людьми было по-новому интересным и значительным.
Василий нагнулся к девушке и сказал:
— Все-таки нам повезло, что мы работаем с таким человеком!
Она кивнула, улыбнувшись Василию темными оживленными глазами, и стала слушать.
Загорский делал первый доклад как представитель Комитета обороны. Сначала он рассказал, как и зачем был создан этот комитет. Владимир Михайлович говорил кратко и деловито, но Василий и Вера представляли себе, что кроется за немногословием оратора.
Комитет обороны принимал на себя первые удары всех вражеских выступлений, всех волнений в столице. В него входили только пять человек, но он действовал быстро и успешно, потому что живой и каждодневной была его связь с районами.
Доклад секретаря МК слушали с особым вниманием, потому что речь шла о самых насущных задачах московских большевиков.
Республике Советов снова угрожают извне и внутри черные силы реакции. Загорский докладывал, какие меры приняты в связи с этим. Накануне Василий объезжал с ним предприятия Москвы. Владимир Михайлович предложил создать на них «Партизанские отряды», и это увлекло, особенно молодежь. Отряды перешли на казарменное положение. Наряду с воинскими частями все они были на строгом учете.
…После Загорского выступал Дзержинский. Василий предполагал, о чем будет говорить Феликс Эдмундович: только что был раскрыт контрреволюционный заговор и ликвидировали организацию, руководимую «Национальным центром», которая намеревалась захватить власть в Москве.
Председателя «Национального центра» Щепкина чекисты захватили в то время, как он принимал донесение от посланца Деникина. Был раскрыт и ликвидирован еще один военный заговор. Среди заговорщиков оказались кадеты, черносотенцы и эсеры, которых объединяла ненависть к Советской власти.