Взрыв в Леонтьевском

— Хорошо, — Манцев что-то прилежно черкнул в маленькой тетрадочке, которую извлек из кармана суконной гимнастерки. Все знали, что свои записи Василий Николаевич делает столь сжато, пользуясь при этом немыслимо хитрой системой стенографии собственного изобретения, что, окажись тетрадочка во вражеских руках, никто в ней ничего не поймет. Тем не менее после исполнения какого-либо конкретного пункта Манцев переносил запись в официальный секретный дневник, а ненужный более листок из тетрадочки вырывал и сжигал.

Получив последние указания, Мартьянов ушел.

Дзержинский вернулся к столу и обвел товарищей взглядом.

— Что ж… Плохо, друзья, очень плохо. Мы должны признать, что хотя в основном разгромили и «Национальный центр», и «Штаб Добровольческой армии Московского района», но до конца дело не довели… Какую-то организацию, причем злую, я бы сказал, отчаянную, наша разведка упустила… Она уцелела, в результате — теракт в Московском комитете, тяжелые жертвы.

Дзержинский перебрал стопку свежих газет. В «Известиях ВЦИК» было опубликовано постановление губернского исполнительного комитета. В нем, в частности, говорилось: «В Москве обнаружен белогвардейский заговор, имеющий целью свержение Советской власти. Заговорщики арестованы и расстреляны. Последовавшее затем покушение белогвардейских террористов на жизнь ответственных работников-коммунистов указывает на существование в Москве еще не раскрытой контрреволюционной организации, имевшей, по-видимому, свои отделения и в Московской губернии…»

Постановление объявляло Московскую губернию на военном положении.

Из отрешенности Дзержинского вывел спокойный голос Мессинга:

— Феликс Эдмундович, а может, это никакая не организация, а лишь осколки? Какой-нибудь озверевший поручик, уцелевший от ареста?

Дзержинский отрицательно покачал головой:

— Может, и осколки… Но мы должны исходить из худшего. То есть что уцелела вполне структурная, пусть и небольшая, белогвардейская организация. Откуда у одиночки чуть не два пуда динамита? И точная информация о возможном присутствии на собрании Владимира Ильича? Вряд ли террористов интересовали пропагандисты. Но на совещании собирался присутствовать Ленин! Вы ведь знаете, что Старик буквально в последнюю минуту изменил свои планы и решил выступить в госпитале перед ранеными красноармейцами.

Манцев тоже был убежден, что взрыв — не слепая удача, вылазка одиночки.

— Похоже на заранее подготовленную акцию. И подготовленную хорошо. Неудача — в том смысле, что убить Ленина им не удалось, — случайна. Но технически все было обставлено квалифицированно.

— Вот именно! — Дзержинский встал: — Все свободны, товарищи. Продолжайте работу. Прошу всю серьезную информацию незамедлительно докладывать Рогову и Морозу.

Оставшись один, Феликс Эдмундович надолго задумался. В который раз просмотрел документы, пока еще очень скудные, относящиеся к взрыву в Леонтьевском. Потом перелистал протоколы допросов основных фигурантов по делу «Штаба Добровольческой армии Московского района». Неожиданно произнес, словно спрашивая сам себя:

— А если это не осколки? И вообще не белогвардейцы?

Решительно поднял трубку телефона и попросил соединить его с Евдокимовым:

— Ефим Георгиевич? Дзержинский. Если у вас нет ничего срочного, вернитесь ко мне, пожалуйста. Возникло одно соображение, хочу посоветоваться.

Председатель ВЧК и МЧК вторично пригласил к себе начальника Особого отдела вне связи с той должностью, которую Ефим Георгиевич занимал. В данном случае Дзержинскому важен был собственный политический опыт Евдокимова. Ведь чекист-большевик начинал свой путь революционера в составе боевой рабочей дружины, сформированной анархистами…

Глава 4

В тот ненастный, хмурый день, понедельник 29 сентября 1919 года, уже с раннего утра к Дому союзов, бывшему Благородному собранию, со всех застав и окраин тянулись молчаливые колонны. Шли рабочие с заводов Гужона, Михельсона, Грачева, Дангауэра и Кайзера, «Динамо», железнодорожных депо, Сокольнических ремонтно-трамвайных мастерских, Прохоровской мануфактуры… В толпе, одетой вовсе не по-сентябрьски, выделялись ровными серыми пятнами шинелей взводы и роты красноармейцев — представителей частей Московского гарнизона. Отдельно, стараясь не оторваться от своих, держались группы крестьян — то приехали на похороны жители близлежащих к Москве сел и деревень.

Над некоторыми колоннами несли кроме знамен с черными лентами полотнища с надписями, которые словами простыми и горькими выражали гнев и ненависть, скорбь и печаль. Их никто не готовил, не согласовывал заранее и не утверждал, они родились сами, в глубинах рабочих масс. Неведомый летописец эпохи записал некоторые из них, дошли они до наших дней, донесли чувства и переживания тех уже далеких лет до нас, потомков…

«Бурлацкая душа скорбит о вашей смерти, бурлацкие сердца убийцам не простят!»

«Ваша мученическая смерть — призыв к расправе с контрреволюционерами!»

«Вас убили из-за угла, мы победим открыто!»