К вечеру и вовсе похолодало, снег повалил хлопьями. Дождь прекратился. Мокрые шинели на наших спинах набухли, покрылись ледяной коркой. Смерзшиеся, негнущиеся, они стали еще тяжелее. Сказывалась усталость. Шли все утро, весь день и весь вечер и ни разу не становились на привал.
Уже к ночи вышли в поле. Ветер пробирал до костей. Правда, смерзшиеся шинели более или менее спасали от ледяных порывов. Так что нет худа без добра.
Я остановил свой взвод у скирды соломы. Увидели в темноте стог и, как голодные кони, побрели к нему. Стоим, ждем приказа, куда выдвигаться дальше. Об усталости на какое-то время позабыли. Чувствовалось, что подошли к передовой. Хотя вокруг стояла тишина. Выстрелов не слышно. И нам приказано соблюдать тишину, не курить, кашлять только в шапки. Весь наш переход проходил в некой секретно-таинственной атмосфере. Командиры и замполиты тоже молчат. Я сбегал к ротному, спросил его, что делать? Он выслушал меня и тихо и коротко сказал:
— Идите к своему взводу.
Бывалые солдаты уже надергали из скирды соломы, вязали небольшие снопы, которые можно было унести под мышкой. Не раз потом я буду убеждаться в том, что солдат все наперед чувствует и понимает.
Снег продолжал лепить и лепить. Ветер стал вроде утихать. Послышались, наконец, хлопки одиночных выстрелов. Солдаты сразу оживились, задвигались: так и есть, вышли к передовой. Слышу, полушепотом переговариваются:
— Скорее бы в окопы.
— Покурить, погреться…
Где ж там, думаю, греться? В продутом ледяным ветром поле… В окопе… Промокшая, промозглая, обледенелая земля… Тогда, в те минуты в поле у скирды соломы, я еще не был солдатом, хотя имел лейтенантское звание, и многое не понимал или ошибочно понимал по-своему. Но война уже стояла рядом, уже обнимала меня, манила непонятной прелестью окопа.
Прибежал связной:
— Командира взвода — к командиру роты.
Ротный был краток. Мой третий стрелковый взвод получил боевую задачу: выдвинуться на левый фланг первого взвода и занять оборону фронтом на северо-запад.
Вел свой взвод, всматривался в непроницаемое черное небо, откуда по-прежнему густо валил снег, и думал: фронтом на северо-запад… на северо-запад… где тут северо-запад?..
Первый взвод занял готовую траншею на склоне невысокого пологого кургана на свекловичном поле. До нас тут занимало позицию небольшое подразделение, как мне помнится, 105-го стрелкового полка. Солдаты, которых мы меняли, быстро покинули свои окопы и мгновенно, как призраки, исчезли в темноте в тылу. Их было совсем немного, может, всего взвод. Командовал ими лейтенант. Я слышал его разговор с нашим ротным. Лейтенант представился как командир роты. И мы сразу подумали: вот и от нашей роты, может, столько же останется через несколько дней, и тогда настанет время нас менять, усталых, выбившихся из сил и уже ненадежных.
Первому взводу, как всегда, везло. Готовая траншея — это не одиночные окопы в поле. Они и на марше устроились лучше остальных: пулеметы и станки, коробки с патронами не волокли на плечах, как мы, а погрузили на повозки и шли налегке. Правда, дело было вовсе не в везении. С первым взводом всегда был командир роты.
Я разыскал командира первого взвода лейтенанта Галустяна, спросил, где заканчивается его левый фланг. Он уже сидел в землянке, покуривал. Связной прилаживал к потолку карбидный фонарь. Он даже не взглянул в мою сторону и довольно грубо бросил:
— Сам найдешь.
При формировании наших взводов ротный лучших солдат зачислял в первый взвод. Хороший солдат сразу виден: он и в строю стоит с достоинством, и форма на нем сидит ладно, и снаряжение в порядке, и оружие в чистоте и полной боевой готовности. В первый взвод шло все самое лучшее: новое оружие, снаряжение, обмундирование. Иногда это правило, заведенное ротным, касалось даже продовольствия. Солдаты первого взвода держались особняком, сторонились нас. Чувствовали свою избранность. Хотя некоторые стыдились своего особого положения. Но к хорошему, как говорят, привыкаешь быстро.
Услышав такой ответ от лейтенанта Галустяна, я внутренне усмехнулся. Не бить же ему в морду. Молча повернулся и, взяв с собой своих сержантов, командиров отделений, пошел определять позиции для взвода.
Когда мы шли от стога к кургану на свекловичном поле, немцы неожиданно прекратили стрельбу. Умолкли даже дежурные пулеметы. На какое-то время установилась полная тишина. Точно такая же, какая стояла, когда мы вышли из леса в поле. Немцы, вероятно, услышали наше передвижение и старались понять, что же у нас происходит. Слушали.