Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941-1945

Лобовая броня немецкого бронетранспортера имела толщину 15–16 мм. Наши пули такую броню не брали. А вот боковую броню толщиной 6–8 мм бронебойно-зажигательные пробивали. Наши пулеметчики и стрелки, зная их уязвимые места, по бокам их и лупили. Бронетранспортеры сразу стали пятиться в кукурузу. Откатились и автоматчики, потащили под руки раненых, подхватывали за ремни убитых и тоже уволакивали в кукурузу.

Мы прекратили огонь. Пусть утаскивают. Контратака отбита.

До полуночи шла вялая перестрелка. Обычное явление на только что установившейся линии противостояния. И с той и с другой стороны под шумок работали снайперы. Снайперы подбирали всех, кто плохо окопался или пренебрег правилами маскировки и осторожности.

К полуночи перестрелка утихла.

Впереди слышался рокот моторов. Это их бронетранспортеры выбирались с кукурузного поля. Доносились крики команд. Что-то там происходило. Какая-то перегруппировка.

Немецкие танки находились километрах в полутора-двух западнее. Они начали отход еще до начала контратаки. Теперь их моторы урчали там. Туда же ушли и «гробы». Видимо, это была одна часть. Иногда рев танковых моторов становился громче, и казалось, что они выдвигаются всей массой сюда. Но потом все опять затихало. Что за марши они там совершали, мы пока понять не могли. Их боевое охранение всю ночь находилось в окопах на краю кукурузного поля. Время от времени они постреливали из пулеметов в нашу сторону. Я заметил: стрельба шла из разных окопов, каждый раз из другого, так что засечь огневую точку в темноте было не так-то просто.

Ночью в нашем тылу послышался какой-то шум.

— Что там? — спросил я Петра Марковича. — Сходи-ка проверь.

Вскоре он вернулся:

— «Самоварщики» подошли. Встретил ротного и командира минометной роты. Ротный передал, чтобы вели наблюдение и прослушивание.

Наблюдение и прослушивание. Ну что ж, это несложно. Минометчикам нужны точные координаты целей.

Утром минометчики начали пристрелку немецких позиций. Пристрелялись и тут же хорошенько обработали их беглым огнем по площади. Мин не жалели. По темпу стрельбы я понял, что каждый ствол вывешивает не меньше двух-трех мин. И вот они затихли. В небо ушла зеленая ракета. Наша рота поднялась.

Каждый раз, когда поднимаешься в атаку, испытываешь одно и то же чувство. Его и охарактеризовать невозможно. Смесь злости, отчаяния, страха и азарта. И еще беспокойства. За взвод. Поднимется ли взвод. Первыми поднимаются сержанты и солдаты помоложе. А потом и старички встают.

Мы увидели, что немцы сразу зашевелились, забегали, начали отходить. И по ним, отступающим в глубину кукурузного поля, снова ударили наши минометы. И вдруг в кукурузе заработал мотор бронетранспортера и по нашей наступающей цепи хлестнул пулемет. Мы уже шли по кукурузе. Очереди так и секли по кукурузным стеблям. Откуда стреляет, не видно. Так наступать страшно. Мы залегли. Пришлось. Я приказал. Людей губить понапрасну… Полежали, отдышались. Я крикнул:

— Ползком и короткими перебежками — вперед!

Мои автоматчики зашевелились, начали продвигаться вперед. Иногда постреливали. Куда, пока не видно было. «Гроб» урчал мотором впереди. Звуки мотора удалялись. Видимо, он забрал свои боевые охранения и, чтобы не испытывать судьбу, постреливая из пулемета, краем кукурузного поля направился на запад, к своим. Жаль, что с нами не было наших «сорокапяточников». Они бы быстро ему гусеницы размотали по кукурузе.

Минометы пытались достать его, но не смогли. Правда, скорости ему прибавили.

Мы прочесали поле и обнаружили шесть трупов немецких солдат. Два из них были в серо-зеленых мундирах, остальные — в черных. Контратаковали нас «серо-зеленые». Я точно это запомнил. Значит, в боевом охранении стояли эсэсовцы. В петлицах белые руны — две молнии «зиг». У некоторых простые, алюминиевые, у некоторых серебряные.

Один из эсэсовцев оказался раненым. Прикинулся мертвым. Мой автоматчик из первого отделения подошел к нему, перевернул на спину и ударил носком сапога в бок. Тот не выдержал, охнул, а потом открыл глаза, увидел русского и заорал. Так проверяют, жив или мертв. Живые, если даже они без сознания, обязательно охнут или сделают самопроизвольный вздох.

— Вставай, ганс! Вставай!

Начали совещаться, куда его девать. Солдаты злые, предлагали его тут же и пристрелить. Но я приказал забрать его с собой. Отрядил для конвоирования двоих автоматчиков. Немец уже пришел в себя. Он даже не был ранен. Видимо, близко разорвалась мина и его контузило. Хорошенько обыскали. Отобрали нож и пистолет. Остальные личные вещи оставили при нем.

Солдаты собрали оружие убитых. Всем хотелось поносить трофейное оружие, пострелять из него. Рассовывали по карманам и другие трофеи. Во время боя я такое пресекал, но тут произошла пауза, и я сделал вид, что не замечаю, что мои автоматчики занялись трофеями. Иногда надо отпустить вожжи. Психологически это действовало на солдат хорошо. Они чувствовали себя победителями.

— Все! Хватит! В цепь! Вперед! — крикнул я своим автоматчикам.