— А вот это уже не твое дело, Калинин! Ты мне еще действия старших по званию и должности пообсуждай.
Александру начал надоедать этот разговор. Он повернулся к командиру:
— Товарищ майор, если мне сидеть, то оформляйте арест, если возвращаться в часть, то поехали. Меня от этого городка тошнит!
Командир батальона встал:
— С похмелья тебя тошнит! Одевайся! Я жду на улице у своей машины!
— А БРДМ?
— На ней уже Листошин упылил! Я их к орденам, а они…
Комбат, с досадой махнув рукой, вышел из камеры.
Одевшись в форму, доставленную по распоряжению прапорщика, Калинин вышел следом. За воротами караулки стоял знакомый «УАЗ». Александр, вздохнув, направился к машине. Сел на заднее сиденье. Посмотрел в сторону лечебного корпуса и… увидел Соню. Что за наваждение? Уж не глюки ли у него после контакта с асфальтом начались? Тряхнул головой, которая не замедлила тут же ответить резкой болью. Вновь посмотрел в окошко. Соня продолжала стоять, облокотившись о фонарный столб. И смотрела она на «УАЗ». И было что-то печальное в ее фигуре, а может, и в глазах, но взгляда ее отсюда старший лейтенант рассмотреть не мог. Почему она здесь? Пришла проводить его? Чушь собачья. Она очень конкретно попрощалась с ним. Наверное, шла по делам, увидела, как Калинин направлялся к машине, и остановилась, дожидаясь, пока не свалит отсюда ненавистный ей офицер! Да, это более вероятно. На переднее сиденье взгромоздился комбат, коротко приказал водителю:
— В часть!
Спустя десять минут «УАЗ» въехал на территорию батальона. Командира встречал капитан Новиков, дежурный по части. Майор и Александр вышли из машины. Комбат сказал ротному:
— Смотри на своего подчиненного! Красавец!
И пошел в штаб.
Новиков подошел к Калинину:
— Ну что, Сань? Попал?
— Да чего попал-то? Раздули из мухи слона! Ничего особенного не произошло.
— Я в курсе!
— И в курсе чего, Вова? В курсе того, что напели госпитальные начальники? Ты их слушай больше!
Новиков указал на головную повязку:
— Да вижу, что напели. А бровь где рассадил? Не иначе как случайно споткнулся о высокий бруствер?
Калинин вздохнул:
— Володь! Ну, хоть ты можешь не подкалывать? И так на душе хреново.
— Ладно! Иди в отсек. Тебя там Лист ждет. Оттуда никуда. Разборки с вами, боюсь, еще не кончились.
— Понятно! Еще замполит своего веского слова не сказал. И партийная организация не среагировала. Хотя она мне по барабану, я беспартийный, но укусить случая не пропустят. Это ж хлеб их. Как же все надоело!
— Иди, иди! А я фельдшера к тебе пришлю, пусть поработает с фейсом, а то рожа у тебя, Сань, страшнее атомной войны.
— Духи больше бояться будут.
Калинин прошел в офицерский модуль, зашел в свой отсек. На кровати сидел Листошин. Увидев друга, встал:
— Ни х… себе! Сань, что произошло?
— Ты не знаешь?
— Да все со слов других. Утром от Галки вывалился, дежурная мымра мне сразу: повязали, мол, твоего дружка. За драку! Я сначала не понял. Нет, Галка мне говорила, что ты, поругавшись со своей подругой, ушел от нее, но, думал, водка в башке играет. Остынет на улице, вернется, а тут вдруг драка. Спрашиваю подробности, а она только хихикает, эта овца дежурная. Я на стоянку, а там уже комбат. Ну, думаю, дело серьезное, раз сам Глобчак прикатил. Хотел у него узнать, что да как, а он как рявкнет: «В машину и домой!» Пришлось подчиниться. А водила твой мне и говорит…
Калинин прервал товарища:
— Хорош бакланить, Сень!
— Но что на самом деле произошло?
Александр, упав на койку, рассказал другу о всех своих приключениях в городке госпиталя и последствиях, которые оные за собой повлекли.
Семен воскликнул:
— Так тебя эта дюймовочка, Соня, из себя вывела? Ну, сука!
— Она ни при чем. Сам виноват.
— Слушай, Сань, а летеху этого, начальника патруля, запомнил?
— А что?
— Как что? Наказать крысу штабную надо! Будет еще всякое чмо на офицера спецназа руку поднимать. Так запомнил?
— Нет! Пьяный был!
— Жаль! А то б устроили этому уроду жизнь веселую!
— Ладно, проехали, Сень! Голова болит!
— Может, по сто грамм? Спиртику?
— Нет! Не хочу. Ударился сильно, вот и болит. Пройдет.
Листошин закурил:
— И чего это Соня взбрыкнула? Галка сама удивлялась!
— Я просил тебя, закройся!
— Как скажешь! Но странно все это!
В дверь отсека постучали.
Листошин ответил:
— Входи, открыто!
На пороге появился фельдшер батальона прапорщик Евгений Матвеевич Григорьев. Спокойный, добродушный мужик лет сорока.
— Разрешите, товарищи офицеры?
— Входи, Айболит! — Семен кивнул на Калинина: — К раненому нашему пришел?
— Угу! Комбат послал. Ну, что у тебя, Саша? Что за рана?
Калинин махнул рукой:
— Пустяки, бровь рассек! Ты мне повязку смени, а то я как Чапай с подбитым глазом. Да с синяком чего-нибудь придумай, остальное само заживет.
Фельдшер резонно заметил:
— Да и синяк сам по себе сойдет! Ладно, присядь на стул. Посмотрим, как привести тебя в относительный внешний порядок.
Григорьев снял повязки с головы Калинина. Спросил:
— Сам, что ли, перевязывался?
— Сам!
— А работники госпиталя не могли сделать это?
— Я отказался от их помощи.